Фестиваль NET (Новый Европейский театр) привозит «Много шума из ничего» Дэвида Эспинозы. Он однажды уже приезжал в Москву со своим саквояжем, полным крошечных фигурок для моделирования железных дорог. Зрители упирались носом в стол, и, затаив дыхание и вооружившись биноклями, смотрели на то, как фигурки в руках Дэвида оживали – влюблялись, воевали, рожали детей, старели и умирали. Если вы помните, каким волшебством наполнялось все ваше существо , когда кто-то играл с вами в детстве «в куклы», то вы понимаете, какие чувства испытывали эти зрители.
Он улыбчивый, легкий и теплый, как все барселонцы, оттого вдвойне неожиданно то, с чего он вдруг начинает разговор: «У меня вчера умер дедушка. Ему было 96 лет, поэтому вчерашний спектакль был немного грустным. Сегодня я разговаривал с семьей, беспокоился за бабушку — ей 94 — но родные мне сказали, что бабушка совершенно спокойна и категорически отказалась идти на поминки —«Зачем драматизировать — он прожил большую прекрасную жизнь и умер спокойным и счастливым». Дэвид показывает, как именно бабушка это говорила и широко улыбается.
Дэвид, тем, чем Вы занимаетесь, дети всего мира каждый день занимаются у себя в детских. Вы играете в куклы. Но делаете Вы это на глазах у зрителей.
— Да-да, именно так. Это то, что мне интересней всего — игрушки для взрослых.
А Вы этим с детства занимаетесь или , все-таки, был перерывчик на что-то другое?
— Вы удивитесь, но, я — профессиональный танцовщик. Вернее, по диплому я актер, но всю жизнь танцевал contemporary dance.
И что же вдруг изменилось?
— Я сам. Двадцать лет назад я начал заниматься театром. Мне с самого начала была интересна физическая часть, а не текстуальная, не интерпретация текста, поэтому я сфокусировался в своей учебе на танце, на современной хореографии. Я давал много уроков, работал во многих проектах, но, неожиданно, что-то в танце, с точки зрения творчества, меня ужасно утомило, мне страшно надоело мое тело и движение как таковое. Все , что я ни смотрел, мне казалось я уже где-то видел, все было вторичным и смертельно скучным. Именно тогда я решил поменять свое тело на предметы, которые будут заменять мое тело. И придумал «Мой большой спектакль» — спектакль, все актеры которого помещались в небольшой чемоданчик . И неожиданно пришел успех. В нем, конечно, было много от рассказывания историй, что , безусловно, связывало его с театром, но для меня гораздо более важными были те аспекты, которые касались движения.
А как пришла идея такой необычной формы?
— Совершенно случайно. У нас с друзьями была музыкальная группа —абсолютно сумасшедший проект — и мы снимали видеоклип, а в клипе использовали фигурки от детской железной дороги. В это же время я участвовал в большом танцевальном проекте — очень значительном и дорогом — и он было очень плохо принят публикой, многие зрители критически отнеслись к тому, что так много денег был вложено в проект, который никому не интересен. Именно в этот момент я впервые задался вопросом — «а что бы я сделал, если бы у меня были условия?». И тут я, вдруг, вспомнил эти фигурки из нашего клипа и решил попробовать с ними что-то сделать. И я взял у друга эти фигурки, подвигал ими и понял, что видео — это, конечно, интересно, но мне гораздо интересней, когда я сам их перемещаю. Именно тогда меня стал интересовать вопрос — как сделать театральным предмет, у которого нет души, как преодолеть это противоречие между чем-то живым и абсолютно статичным, например, скульптурой. И вот над этим я работаю уже три года.
А Ваша жизнь как-то изменилась, когда вы сменили трико на джинсы и стали профессиональным игроком в куклы?
— Конечно. Вообще-то, честно говоря, у этого были и другие причины. У меня появилась семья. И я захотел полностью поменять формат своей жизни, появилась совсем другая ответственность. И тогда же я понял, что не хочу больше работать с людьми, то есть, я хотел бы, чтобы у меня были соратники, единомышленники, но работать я хотел бы один, потому что очень устал от этих всех властных игр, интриг, которые, чаще всего, бывают в коллективе. Я начал работать руками, запирался у себя в мастерской и что-то творил, придумывал, клеил. Моя жизнь, безусловно, стала более камерной, более уютной. Самым сложным в этом было, конечно, принять решение и перестать делать то, что другие считают модным, крутым. Я перестал делать то, что принято считать успешным, то, что надо делать. Конечно, меня поддержали немногие. Все мои друзья и коллеги стали упрекать меня, что я занимаюсь чем-то исключительно коммерческим, мало интересным и, просто, несерьезным. Что я перестал заниматься «настоящим искусством» и теперь так вот подхалтуриваю. Конечно, мой спектакль им показался немного архаичным, несерьезным, но я был уверен, что если подходить к этому с точки зрения того образования и того опыта, который у меня есть, то это как прыжок в неизвестность — ты все равно окажешься в незнакомом месте. В этом смысле я не рисковал, гораздо больше риска было стать танцором, который решил не танцевать.
Но актуальное искусство, которым Вы занимались всегда отсылает к мозгам, а ваш театр — это, все-таки, эмоции, чувства, восторги.
Самое забавное, что мои игрушки-то, как раз, в итоге и привели меня не просто на поле актуального искусства, но в его самое сердце. Я уже был участником Венецианской биеннале, а теперь приглашен показывать свои инсталляции, Вы не поверите, в лондонский Tate Modern.
Вы называете их спектаклями или инсталляциями?
— Я называю это «перформативной инсталляцией». Это спектакль в широком значении этого слова.
У Вас сейчас в репертуаре уже три спектакля, они как-то отличаются друг от друга по форме?
— Да, конечно. Честно говоря, моя мечта вообще выйти из кадра и чтобы все двигалось без моего участия. В моем первом спектакле я сам передвигал все фигурки, в спектакле по Шекспиру, я уже вообще не прикасаюсь к фигуркам — действие развивается с помощью разных эффектов, которые работают со статичной готовой инсталляцией из кукол. В третьем нашем спектакле уже сами зрители во многом руководят процессом.
А как Вы планируете пополнять «актерский» состав?
— Ну, это вопрос к китайской легкой промышленности, не ко мне (смеется). Нетрудно догадаться, что половину моих героев я взял из детской моего пятилетнего сына. Если мне что-то нравится, то я покупаю ему что-то новое и начинаю выпрашивать обмен.
А ему нравятся Ваши спектакли?
— Да, когда он смотрит другие спектакли, то, как правило, говорит потом — у папы лучше. Хотя поначалу он долго не мог понять, почему когда он играет у себя в детской — это игра, а когда я играю с его игрушками — это работа. К тому же, его мама — моя жена тоже работает со мной, поэтому, скажу вам по секрету, главная в этом проекте, конечно же, она.
