Текст: Дарья Шаталова
Фото: Анастасия Петрочук
Сын! Я бессмертен. Не как оптимист. Бессмертен, как животное. Что строже.
24 мая Иосифу Бродскому исполнилось бы 82 года. С декабря 2020 в Петербурге на Литейном проспекте работает музей «Полторы комнаты»: бывшую коммуналку в старом фонде, где поэт жил до эмиграции, превратили в наполненное воспоминаниями пространство. В музее мало экспонатов, но на его создание ушло 20 лет. Узнать, почему, в гости к Джозефу отправилась редактор сайта Seasons Дарья Шаталова.
Дом в Мавританском стиле строился в 1874-1877 годах для князя Александра Мурузи. На рубеже веков здесь жили Мережковский и Гиппиус, а Гумилев в начале 1920-х устраивал по этому адресу петроградский «Дом поэтов». После революции здание «уплотнили» и просторные анфилады, его опоясывающие, поделили на кусочки – по комнате на семью. Бродские заселились сюда в 1955 году, когда Иосифу было 15.
Пространство, в которое попадаешь сперва, прямого отношения к семье Бродских не имеет: это соседняя коммунальная квартира. Немало времени ушло на то, чтобы ее выкупить и поместить здесь экспозиционную часть: столы с машинками Ундервуд, кресла и стеллажи с книгами о Бродском (можно присесть и почитать). Тут же – лекторий. Налево – светлая комната с белой дореволюционной печью в углу и витринами. Под их стеклом всякая мелочь, найденная при реконструкции в комнатах и оставленная на память о прошлых жильцах: аптечный пузырек, негативы фотопленки, голова бумажной куклы, инструкция к рентген-аппарату, гайка.
Соседи были хорошими соседями — и как люди, и оттого, что все без исключения ходили на службу и, таким образом, отсутствовали лучшую часть дня. <...> Нередко именно тебе сосед поверяет свои печали, и это он (или она) вызывает "скорую", случись с тобой сердечный приступ или что-нибудь похуже.
Мы сопровождаем материал цитатами из эссе «Полторы комнаты». Собираясь в гости в петербургскую квартиру Бродских, прочитайте и вы его — оно автобиографично и посвящено этому месту, родителям поэта, его юности. Образы, которые вы найдете в тексте, оживут перед вами, и пространство наполнится еще большим смыслом.
В следующей комнате, вытянутой и напоминающей кухню, снова стеллажи с книгами и длинный стол, где вместо тарелок – самиздат стихов Бродского 1965 года, уникальная вещь, попавшая в музей почти случайно: одна из посетительниц просто принесла в пакете во время экскурсии.
Артефакты, в целом, возникают, будто из пустоты: за батареей как-то нашли портрет мужчины – виньетка на потрепанном деревянном холсте. Александра Александрова, хранительница музея, показывает ее пока с осторожностью, кто на картине – все еще выясняют. Здесь же стоит старинное пианино, на нем, по воспоминаниям Бродского, играла соседская дочка, мешая ему спать.
В прилегающем коридоре намек на заложенную дверь – за ней по-прежнему живет Нина Васильевна, свидетельница «бродской» эпохи. Она наотрез отказалась продавать комнату, в которой живет с детства. Отсюда пара шагов до заветных полутора комнат, выделенных родителям Бродского с «излишком», за то, что они пожертвовали двумя отдельными, где жили до женитьбы.
Вы не покупаете жилье; если вас, допустим, двое и вы решили съехаться, то вам, следовательно, положено помещение, равное общей площади ваших прежних жилищ.
Дверь в «полторы комнаты» Бродских открывается с особой торжественностью. Свет из сводчатых окон падает на мрачноватое пространство в зеленых оттенках. По потолку ползет лепнина.
Здесь ожидаешь увидеть и услышать: «Вот стол, за которым работал поэт, кровать, на которой он спал», но полторы комнаты донельзя пустые: только скрипучий дубовый паркет «шашечкой» и стены, в фактуре которых слои истории: облупившаяся краска, обрывки газет, дореволюционная роспись. На них проецируются черно-белые снимки, сделанные другом Бродского и председателем фонда музея, фотографом Михаилом Мильчиком в 1972 году, в день отъезда поэта. По ним можно понять, какая обстановка была у Бродских.
Самым крупным предметом нашей обстановки, или, правильнее сказать, предметом, занимавшим больше всего места, была родительская кровать, которой, полагаю, я обязан моей жизнью. Она представляла собой громоздкое двуспальное сооружение, чья резьба опять-таки соответствовала в какой-то мере всему остальному, будучи, впрочем, выполнена в более поздней манере.
Нам показывают часть «полутора комнат», отвоеваннную Джозефом у родителей в качестве личного пространства. От остального жилья он отделил ее платяным шкафом с выломанной стенкой, через него и проходил в свой закуток, почти как в Нарнию. В коммуналках зонировать пространство надо было с осторожностью – за очевидную перепланировку комнату могли отобрать, поэтому в ход шла изобретательность. На подоконнике лежат распечатанные снимки Мильчика, по ним мысленно дорисовываем электропроигрыватель с пластинками Баха, секретер, заставленный книгами и фотографиями, кровать у окна.
От всеобъемлющей пустоты, от вида на Спасо-Преображенский собор, где в военные годы размещалось бомбоубежище (маленького Иосифа прятали от налетов в большом ящике для поминальных записок), становится немного не по себе. После «Дела Бродского» и вынужденной эмиграции в 1972 году, поэт так и не смог вернуться в Петербург. Никогда больше не видел ни полторы комнаты, ни своих родителей, хотя мечтал об этом всю жизнь.
Я не удержалась и включила записи его голоса: «Не выходи из комнаты» и «Конец прекрасной эпохи» стукнулись о стены, оглушив новым смыслом.
Не выходи из комнаты; считай, что тебя продуло.
Что интересней на свете стены и стула?
Зачем выходить оттуда, куда вернёшься вечером
таким же, каким ты был, тем более — изувеченным?
Иосиф Бродский, 1970
Раз десять обойдя пустые полторы комнаты, вслушиваясь в знакомые интонации нараспев, я застыла у окна: так легко было представить, что сейчас там, внизу, он перейдет дорогу, затянется сигаретой и поднимется к нам. Никого не дождавшись, слегка по-пингвиньи в гигантских музейных тапках, снова прошлась по всей квартире, палец поспешно нажал «ля» на клавиатуре черного лакированного Muhlbach.
Остальное — их плоть, их одежда, телефон, ключ, наше имущество и обстановка — утрачено и никогда не вернется, как будто в полторы наши комнаты угодила бомба. Не нейтронная бомба, оставляющая невредимой хотя бы мебель, но бомба замедленного действия, разрывающая на клочки даже память.
Адрес музея: Литейный проспект, 24 (либо ул. Короленко, 14, у здания два адреса).
Время работы: пн-пт 14:00-19:30, сб-вс 11:00-19:30
Читайте также:
