Когда речь заходит о книгах, которые надо прочитать, чтобы научиться хорошо писать, обычно говорят про всевозможные пособия, то есть не художественную литературу. Но мы решили посоветовать художественные книги — их можно читать и ради удовольствия, и, чтобы учиться. В этой подборке — книги пяти выдающихся русских писателей с первоклассным владением словом.
И приходите учиться креативному тексту в школу Seasons. Курс стартует 2 марта, посмотреть программу и записаться можно по ссылке.
Саша Соколов. «Школа для дураков»
Бесподобно красивая книга, написанная от лица особенного мальчика. Мне кажется, весь русский язык можно было придумать только для того, чтобы Саша Соколов написал на нем свой безумно красивый, полный метафор текст — как будто выходишь из сырой и глухой прохлады подъезда в жаркий летний день, полный звуками и ароматами. Это все равно что стихи, это лучше стихов.
«На дворе сумерки, снег цвета голубого пепла или какого-нибудь крыла, какого-нибудь голубя. Уроки не сделаны. Мечтательная пустота сердца, солнечного сплетения. Грусть всего человека. Ты маленький. Но знаешь, уже знаешь. Мама сказала: и это пройдет. Детство пройдет, как оранжевый дребезжащий трамвай через мост, разбрасывая холодные брызги огня, которых почти не существует. Галстук, часы, портфель. Как у отца. Но будет девочка, спящая на песке у реки – простая, с простыми ресницами, в чистых тугих трусиках для купания. Очень красивая. Почти красивая. Почти некрасивая, мечтающая о полевых цветах. В кофточке без рукавов. На горячем песке. Остынет, когда настанет. Когда вечер. Случайный пароход: от гудка простые ресницы дрогнут — очнется. Но еще не знаешь — та ли.»
Юрий Олеша. «Зависть»
Олешу знают, в первую очередь, по «Трем толстякам», но его «Зависть» — одна из вершин русской литературы XX века. Писателя называли «королем метафор»: изощренный стилист и очень чуткий человек, он умел вместить в пару слов целый мир. Как любой плодотворный писатель, Олеша вел дневники и заметки, которые впоследствии были собраны в книгу «Ни дня без строчки» — вполне себе руководство для начинающих писателей.
«Меня не любят вещи. Мебель норовит подставить мне подножку. Какой-то лакированный угол однажды буквально укусил меня. С одеялом у меня всегда сложные взаимоотношения. Суп, поданный мне, никогда не остывает. Если какая-нибудь дрянь — монета или запонка — падает со стола, то обычно закатывается она под трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю по полу и, подымая голову, вижу как буфет смеется.»
Владимир Набоков. «Письма к Вере»
Когда хотят похвалить чей-то стиль письма, обычно сравнивают с Набоковым, потому что он — та недостижимая вершина, на которую надо равняться. Сейчас, когда в моде письмо лаконичное, манеру Набокова, случается, называют избыточной — он и правда будто плетет своими словами паутину, — но я с этим не соглашусь. Писатель полагал, что литература — это «феномен языка, а не идей», поэтому каждый звук у него наделен огромной силой. Такого внимания к словам не было и нет, пожалуй, ни у кого.
«Акация у стены, во дворе, по утрам купается в собственной кружевной тени, которая колеблется за нею на стене и сквозь ее листья, мешается с движеньем листьев: акация в теневом пенуаре. Но сейчас в окне отражается только моя голова в рембрандтовском свете и оранжевая лампа.»
Исаак Бабель. «Конармия»
А вот лаконичному стоит учиться у Бабеля. Даже Эрнест Хемингуэй (человек — воплощение теории айсберга, когда емкий сюжет или диалог вмещают в себя огромный пласт смыслов) как-то сказал: «стиль Бабеля <…> лаконичнее моего». Но я люблю Бабеля не столько за это, сколько за его внимание к «телесности». Свое повествование он строит на вещах не эфемерных, а осязаемых, поэтому его тексты не воздушные, а плотные, будто вылепленные из глины.
«Поля пурпурного мака цветут вокруг нас, полуденный ветер играет в желтеющей ржи, девственная гречиха встает на горизонте, как стена дальнего монастыря. Тихая Волынь изгибается, Волынь уходит от нас в жемчужный туман березовых рощ, она вползает в цветистые пригорки и ослабевшими руками путается в зарослях хмеля. Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова, нежный свет загорается в ущельях туч, штандарты заката веют над нашими головами. Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу. Почерневший Збруч шумит и закручивает пенистые узлы своих порогов. Мосты разрушены, и мы переезжаем реку вброд.»
Велимир Хлебников. Стихи
Хлебников — наверное, самый сложный, если не сказать непонятный, поэт Серебряного века, но это никак не должно останавливать от чтения его стихов. Помимо того, что он придумал множество слов (в том числе такое привычное нам теперь «летчик»), он феноменально владел ритмом, а потому его стихи, звучат как музыка, даже тогда когда вовсе (намеренно) лишен смысла. Читать поэзию, если пишешь прозу, вообще полезно — как раз для того, чтобы научиться обращаться с ритмом, который прозаическим произведениям совершенно не чужд.
В этот день голубых медведей,
Пробежавших по тихим ресницам,
Я провижу за синей водой
В чаше глаз приказанье проснуться.
На серебряной ложке протянутых глаз
Мне протянуто море и на нем буревестник;
И к шумящему морю, вижу, птичая Русь
Меж ресниц пролетит неизвестных.
Но моряной любес опрокинут
Чей-то парус в воде кругло-синей,
Но зато в безнадежное канут
Первый гром и путь дальше весенний.
