Про лазилки и прятки, магию дерева и воспитание вкуса рассказывает мастер детских пространств Юрий Сырков, придумавший бессчетное количество детских студий и игровых, а еще — наполнивший пространство нашего «Маминого Садика» в саду «Эрмитаж» самым главным — полем для игры.
Вроде бы архитектура — очень визуальная вещь, но для меня провести взглядом по силуэту — все равно что его «ощупать», так что зрение — это тоже своего рода осязание — взглядом. При этом человек интересно устроен. Он обладает двумя противоположно направленными взглядами — внешним и внутренним. В отличие от взгляда, направленного во внешний мир, внутренний устремлен в пространство души. Этот обращенный в себя взгляд напоминает «послевкусие» от визуального восприятия, и для меня такое внутреннее созерцание сродни слуху. Поэтому каждое пространство еще и «звучит».
Когда я впервые попадаю в пространство, с которым предстоит работать, то на мгновение останавливаюсь на пороге. Это мгновение очень емкое — здесь начинается творчество. Порог — словно первый аккорд, ключевая точка, с которой развертывается весь дальнейший сценарий взаимодействия форм и процессов, пропорций и объемов. Стоя на пороге, внимательно прислушиваешься к тому, как зримое начинает звучать и диктовать тональность, в которой надо решать задачу. Даже две типовые квартиры звучат по-разному. Творчество — процесс, при котором восприятие мобилизовано, в душе царит безмолвие, а глаз охватывает диапазон в 360 градусов.
Часто задним числом возникает ощущение, что иррациональные решения, которые позже окажутся точными, принадлежат не совсем тебе. Работать с собственным воображением — задача непростая и подчас выматывающая. Нужно дать фантазии волю и одновременно держать ее в узде. Уровень мастерства художника прямо пропорционален владению этим балансом. Гете называл это точной фантазией.
Люди пытаются по-разному определить мою профессию. Кто-то видит во мне плотника, кто-то называет дизайнером, некоторые говорят, что я — педагог, но чаще почему-то называют архитектором, несмотря на то, что ни чертежей, ни даже эскизов я не делаю.
Я занимаюсь созданием органических пространств для детей, и это дело требует практических навыков во многих областях. Однажды я задумался, кто я по профессии, и решил вычислить свой «жанр». Получилось: скульптор, владеющий архитектурным проектированием и представлениями о возрастной педагогике.
Я пришел к этой профессии очень постепенно, поработав и в столярной мастерской, и в архитектуре, и в педагогике.
Сейчас, когда профессия приобрела довольно четкие очертания, а названия ей, видимо, подыскать так и не удастся, разве что «детский архитектор», я озабочен тем, чтобы у людей, которые ко мне обращаются, складывалось правильное представление о сути того, что я называю органическим проектированием. Ведь живое (в режиме реального времени) проектирование — исполнение, так сказать «проект без проекта», — это очень непривычное для архитектуры дело.
Понятие «органическая архитектура» очень размыто — в разных кругах им обозначают широкий диапазон построек, начиная от классики Райта и кончая хижинами из глины и соломы. Я вкладываю в этот термин особый смысл.
Говорят, архитектура — это Человек. Это действительно так — в человеческом организме загадочным образом уживаются два полярных принципа, два способа организации материи. Например, чтобы сохранять равновесие, скелет построен по принципу центральной симметрии — две руки, две ноги, а органы внутри этого внешне симметричного тела расположены «как попало». Но именно органы обеспечивают жизненные процессы, и в этой их «асимметрии» нет ничего произвольного.
Так и в архитектурном проектировании можно идти от абстрактного представления о «скелете» (от формы), а можно следовать от процессов, и тогда формы становятся следствием, внешним выражением заложенных в пространство процессов, как бы облекая их в видимую ткань. Такой путь от процесса я называю органическим проектированием. Однако в любом проектировании так же, как и в человеке, эти два принципа нераздельны и плотно пронизывают друг друга. Многие внутренние органы (почки, легкие, яичники) расположены попарно, а внешний облик людей (вглядитесь в лица) на поверку не так симметричен, как представляется на первый взгляд. Способ проектирования зависит от отправной точки, первого тезиса, из которого прорастает весь образ.
Разумеется, я ни в коем случае не противник традиционного способа проектирования, которому человечество многим обязано. Просто детская архитектура сегодня, по моему мнению, не должна быть отягощена налетом «веселенького прагматизма». «Детские технологии» и заигрывание c яркими красками не способствуют развитию хорошего вкуса и убивают в пространстве самое главное — Игру. Без Игры дети становятся похожими на гидропонические помидоры — большие, красивые, но безвкусные. Раннее развитие, пусть даже в «игровой форме», мне представляется в этом смысле химическим удобрением. Морковку не надо тянуть за хвостик, чтобы она скорее выросла, ей, как и ребенку, нужна хорошая почва (в нашем случае — интерьер), тепло (забота окружающих), вода (новые и лучше не слишком «перченые» впечатления для питания души) и свет солнца любви, к которому благодарная морковка тянется. Если эти четыре компоненты в детском окружении сбалансированны, то хороший фотосинтез «морковке» обеспечен.
Другая важная вещь — «анатомия» проектирования. Во многом это вообще загадочный процесс, оно сходно с маятником, подвешенным на границе внутреннего и внешнего мира человека. Когда маятник внимания отклоняется внутрь, он обнаруживает в пространстве души образы, созревшие уже как бы без его участия. Подхватывая их, внимание устремляется во внешний мир форм и явлений и прикладывает к встреченным там материалам и задачам кальки внутренних образов. Обнаруживая несоответствия, проектировщик задается вопросом: как разумнее обойти диссонансы и прийти к гармонии? Есть два способа: либо изменить внешние формы, либо подкорректировать внутренний образ. Разумеется, все средства хороши, мы должны менять и себя, и мир. Нужно лишь следить за тем, чтобы творческий процесс, с одной стороны, не впал в грех прагматического расчета, а с другой — не запутался в магии образов, которая порой совершенно не считается с конструктивными решениями.
Я создаю интерьеры для детей. Диапазон — примерно от трех лет и вплоть до начала подросткового периода. Младенцам до двух вообще нужны только мама и приемлемые санитарные условия, остальное не так важно. К третьему же году ребенок начинает испытывать потребность в формирующем окружении, и лучше, если это окружение будет обустроено сообразно потребностям детства.
У разных детей, конечно, разные потребности, и ситуации бывают разными: для мальчишек — один интерьер, для девчонок — другой, брат и сестра — это третья история, двое мальчишек — четвертая, случается большая разница в возрасте или какие-то особенности развития и т.д. Тем не менее существуют особенности возраста, которые никто не отменял, и потребности детей в целом одинаковы. Вместе с тем при создании детского пространства приходится учитывать целый комплекс факторов, которые не так-то просто привести к общему знаменателю.
1. ПОТРЕБНОСТЬ В АРХЕТИПАХ
Я убежден, что лучше всего для детей — простота или, лучше сказать, — архетипичность. Если ребенок не познакомился с архетипами в детстве, ему будет невероятно трудно наверстать упущенное в зрелом возрасте. Неразумные родители пытаются развлечь ребенка эффектными вещицами, которые только портят вкус. Лучше стремиться к тому, чтобы среди пестрой мишуры современности ребенок встречал добротные, простые, но изящные вещи и формы. Ребенку (да и взрослому) нужна надежная простота, дающая спокойную уверенность. Впервые я это заметил, когда делал игрушки: это были домики, которые неожиданно стали пользоваться огромным спросом. Я решил немного улучшить конструкцию, снабдив ее деталями. Их покупать тотчас перестали. Я задумался — почему? Оказалось, что я в этих улучшениях ушел от архетипа дома, от некой чистоты образа, детали стали отвлекать внимание и мешать видеть целое — архетип умер. Человек по своей природе стремится к цельности, лишние подробности невыгодны, они затмевают эту цельность и не дают разглядеть духовный первообраз.
2. ПРЕДМЕТЫ И ПРОСТРАНСТВО
Одно из главных моих правил гласит: «В пространстве главное — пространство!» Это означает, что независимо от габаритов помещения пространство должно ощущаться как просторное. Предметы — мебель, игрушки, вещи — при неумелом с ними обращении могут превратить большую светлую комнату в «каземат». Отсюда вытекает другое правило: вещи и их количество должны быть соразмерны пространству. Отсутствие золотой середины грозит двумя взаимоисключающими болезнями. Симптомы первой и наиболее характерной для России болезни избыточности таковы: пространство перенасыщено вещами. Они, как кажется обычно владельцу, необходимы, но при этом ими не пользуются годами. Загроможденность крупными предметами или перенасыщенность мелочами ввергает душу взрослого в депрессию, а ребенка лишает свежести восприятия. Симптомы второй болезни просто пережить, попав в пространство «гулкого минимализма». Такого рода интерьеры, наоборот, вводят восприятие в состояние оцепенения. Их пространства как бы лишены содержания, в них прекрасно мыслится, но детям они не подходят. Оптимальное состояние детской — это подвижный баланс, где две эти крайности уравновешены.
3. «СВЕТЛАЯ» и «ТЕМНАЯ» ЗОНЫ
При построении пространства детской комнаты я использую один и тот же алгоритм: оно условно делится на две части — «светлую» и «темную» зоны. Первая предназначена для внешней деятельности: это гостиная с рабочим столом, вокруг которого может сесть компания. Этот стол предназначен для творчества, и поэтому к нему примыкает стеллаж или ящик, где хранятся различные материалы. Над столом — «повесочная стена» или доска, на которой можно писать мелом. В этой зоне есть также «площадь» — пустое место, где можно что-то строить или просто кружиться. Важно, чтобы эта зона не была перенасыщена мелочами! «Светлая» зона предназначена для работы, общения и прочей активной экстраверсии, в которой человек себя как бы «растрачивает и теряет». У наигравшегося и слегка уставшего ребенка возникает потребность перевести дух и как бы вновь «обрести себя».
Поэтому у «темной» зоны другой жест. Она представляет собой комплекс уютных уголков с «норкой», балкончиками, спальными местами. В ней также расположены места хранения одежды и вообще всего того, что необходимо, но чему в «светлой» зоне не место. «Светлая» и «темная» зоны, словно вдох и выдох, поддерживают здоровый баланс активности и спокойствия.
4. ЗОНЫ И КОММУНИКАЦИИ
И «светлая», и «темная» зоны состоят из «функциональных» зон. Очень важно не только соблюсти разумную субординацию между ними, но сделать так, чтобы они были визуально читабельны, и обеспечить (или, наоборот, пресечь) коммуникации между ними. Тело следует за взглядом. Нужно везде, где это педагогически оправданно, обеспечить наикратчайший путь этому следованию. Красивые коммуникации — залог того, что дети будут пользоваться пространством с удовольствием. Есть места, где коммуникации не оправданны. Например, спальное место для игры не предназначено, его не стоит делать «проходным», балкончики «темной» зоны лучше не закольцовывать, иначе игра превращается в «бесиловку».
Кроме «физических» коммуникаций важную роль играют визуальные. Например, сидя под потолком на балкончике, мне должно быть удобно наблюдать, что делается за столом гостиной, а у тех, кто находится за столом, должна возникнуть эмоция: «Ух ты, куда забрался!» Или еще пример: делая спальные места, я не считаюсь с фэн-шуй и придерживаюсь важного правила: просыпаясь, ребенок без лишних телодвижений должен увидеть, что происходит за окном.
5. ЦВЕТ
Это особая статья, о нем можно говорить бесконечно, но все рассуждения так и останутся абстракцией, если оставаться в плоскости нравится-не нравится. О цвете бесполезно говорить «теоретически», поэтому я проведу «гастрономическую» аналогию: если ребенка с детства приобщить к резко выраженным вкусам, сдобренным усилителями и химическими добавками, он потеряет способность различать вкусовые оттенки, полутона. Станет ли посаженный на кока-колу ребенок пить молоко? Легко ли будет человеку, с детства оглушенному попсой, развить в себе музыкальность, научиться осмысленно, внимательно и конструктивно слушать? Так и с цветом — пестрые, выкрашенные в дикие «детские» цвета стены, мебель и игрушки сильно снижают вероятность того, что ребенок будет чуток к естественным краскам мира. Пробужденность восприятия — важная составляющая личности. Она не должна пострадать от перебора (или, наоборот, от скудной диеты). Остроту впечатлений стоит дозировать сообразно силе индивидуального начала в ребенке. Это касается и цвета. Впрочем, современные дети очень сильные росточки — в школах их стригут по ранжиру, как садовые растения, а им все нипочем. «Сорняк» индивидуального начала сводит на нет усилия хромого садовника, и маленькие Фаусты превращают во благо все превратности развития.
6. БАЛАНС СТАТИКИ И ДИНАМИКИ
Непростой для понимания, но очень важный для развития воли параметр. Восприятие, помещенное в окружение статических форм, не сообщает душе подвижности. Напротив, если в пространстве беспорядок, душа невольно перенимает его разрушительную динамику. Для нормального развития необходимо, чтобы окружающие ребенка формы были композиционно подвижны и вместе с тем визуально устойчивы. Движение и покой — две базовые потребности человеческого восприятия. Их пропорциональное соотношение на протяжении исторического развития менялось сообразно задачам той или иной эпохи. Это соотношение также меняется сообразно возрастным потребностям ребенка.
7. ПРАВИЛА ХРАНЕНИЯ
Правильно организованное хранение вещей — залог воспитания хороших привычек. Для поддержания порядка в детской комнате я рекомендую одно простое правило: разделите все, что хранится в «светлой» зоне, на три категории — книжки, игрушки и материалы для творчества; отведите для каждой категории особое место и никогда их не смешивайте. Если хранение игрушек на книжной полке — нормальная практика, карандаши попали в ящик с игрушками, а среди альбомов стоят книги, порядка не будет никогда.
Очень многие родители, с которыми я работал, понимают, что детство важнее мебели. Но, к сожалению, по-прежнему многие делают ставку на предметы. Ничего подобного — детям комфорт в каком-то смысле даже вреден, им нужен элемент преодоления, доля некоторой неустроенности и кустарности исполнения, им нужно то, что человек переживал на некоем доцивилизационном этапе развития. В своем становлении ребенок в миниатюре повторяет историю человечества, а оно проходило этапы, когда не чувствовало в себе ни уровня, ни отвеса, ни наугольника, и все делалось на глазок. Ребенок обязательно должен попробовать все эти живые формы, возникшие не столько из расчета, сколько из здорового чувства соразмерности. Такой подход, однако, не исключает расчета. В своей работе я опираюсь на навыки, порожденные вполне академическим архитектурным проектированием, — без них сегодня невозможно построить ни одного процесса. А если процесс не простроен, ребенок просто не будет играть, как бы взрослые его ни побуждали. Процессы — это невидимые тропинки пространства, которые ребенок с легкостью читает, которым с удовольствием следует. Они «протаптываются» тогда, когда ты действуешь не «по проекту», а словно играючи, по-живому. Органическое проектирование лучше всего подходит для сбалансированного развития ребенка, потому что моя работа — это игра. Дети чувствуют это и игрою же отвечают.
