Фотоальбом. Выпускники курса «Креативный текст» о детстве, семье и лете

Может ли фотография обжигать, а воспоминания — струиться как шелк? Способен ли текст источать аромат, быть пряным, терпким, горьким, кислым? В День защиты детей пять выпускников курса «Креативный текст» Школы Seasons рассматривают старые фотографии и делятся теплыми историями из прошлого.


Елена Костина

«Фингал»

Пионерский лагерь «Звездочка». Мне шесть лет и я с мамой и сестрой буду здесь все лето. Мама говорит, что папа приехал и ждет нас на речке. Вот это радость — папа! Я бегу через сосновый лес вниз к реке, перепрыгивая через корни деревьев. Интересно, он давно там, давно ли ждет? Ой, скорее бы обнять его! Папа — это целая вселенная, своим появлением он меняет все вокруг. Можно похулиганить и не спать днем, можно весь день провести на речке, развести костер, пожарить курицу. Можно дойти до подвесного моста и, держась за руку, пройтись по нему. Мост будет качаться, а я буду визжать от страха и удовольствия. А еще очень хочется прогуляться по той стороне берега реки Рузы, где стоят маленькие домики, в их окнах вечером всегда отражается закат, яблоневые сады засыпают там с последними вспышками солнца, а жители ставят дымящиеся самовары. Всегда почему-то думала, что там обязательно должны быть такие вот самовары. А еще там есть заброшенная церковь. Если взяться за руку и подняться по разбитой лестнице вверх, то станет ясно, что огромная дыра в потолке, сквозь которую теперь видно небо, появилась от падения колокола. Как сердце иной раз падает от страха, он ахнул в последний раз и оборвался… интересно, что же могло его так напугать? Божья Матерь, наблюдающая со стены за происходящим, стала в тот момент еще печальнее. Мама зовет меня и просит, чтобы я не торопилась и не бежала, я останавливаюсь. Ой, а у меня ведь огромный фингал под глазом, да еще он и зеленкой замазан! Сколько помню себя в детстве — постоянно коленки в зеленке были. А сейчас вот глаз. Вредный мальчишка подставил мне подножку, и я пролетела по гаревой дорожке, ободрав лицо о камни. Уже почти все прошло, но вот эта зеленка — папе это не понравится! Он даже велосипед мне отказывается покупать, боится, что я упаду. Ему это точно не понравится. Ну ничего, я буду кокетничать и говорить, что совсем не больно было, я же не плакса. Папа!!! Папа обнимает меня и протягивает на ладони клипсы — это красные ракушки! Я всегда хотела носить сережки, как мама, и теперь у меня есть свои сокровища. Папа улыбается и говорит: «Надо тебя сфотографировать.


Катирина Генадис

«… И над этим всем новый день встает»

Крупные и мелкие планы, личная дорожка к подъезду, иду, срезая палисадник, парадная лестница между колоннами, открываю первую дверь, затем вторую, вошла, кивнула консьержке. Съезжая из этого дома, что на Старой Басманной, сделала полсотни мемориальных фото и с
десяток видео, но за пять лет почти ни разу не открыла — не могу. Быть может, по аналогии с человеком, получившим травму или переживание, избегаю прямых и смежных тем о случившемся, — сжимания суставов. Вот это фото. С ним что-то похожее, — погружаешься ни в сетку координат, ни в меридианы — в ощущения какой-то индивидуальной родины, то ли утраченной, то ли не существовавшей. Например, у Толстого описаны три — «Детство. Отрочество. Юность» — все правильно, через точку, ведь разные места, разные родины, разные устья, разных пересохших рек, ставшие разными соляными пустынями. Не хочу я ни выбирать, ни описывать это детское фото, но другие не хочется больше. Важным моментом считаю то, что ни в этот день, ни за день до него, ни на следующий ничего не случилось. День как день, момент как момент. Но и то правда, что то, с чем работают душевные щупы, нельзя расшифровать, переложить на язык — духовная таблица Менделеева с ее соединениями реагирует на случайные колебания неуловимых гравитационных волн. И все на этом. Втроем стоим на полянке с клубникой, значит, она уже отошла, выходит, это не июнь, за нами подсолнухи с повисшими шляпками — значит и не июль. Стало быть, август. Странно, что я в центре, наверное, кадр случайный несмотря на то, что съемка организованная. Ее организовала Лена, соседка по улице — чей дом второй с конца, а наш второй с начала. Она появляется на следующей фотографии этой серии, на ней мы уже сидим — Лена между мной и моей старшей сестрой — и ту фотографию я помню даже лучше, хотя ее у меня нет. На той Лена по центру, чтобы развести нашу ссору с сестрой, она села между нами и приобняла. Мама в Москве. Мама серьезная, добрая, но педагогичная что-ли (тогда была). Лена смешливая, ладить с чужими детьми ей давалось легко, она струящаяся, она пушинка. Скоро она навсегда уедет в Грецию, устроится куда-то, куда берут трудовых мигрантов. Жаль. Мы больше не увидимся. На этой фото, как сказала, я — в центре. Справа моя старшая сестра. На ней платьице, которое бабушка наденет годы спустя на большую куклу образца 80-х, и та будет сидеть на стуле в зале до тех пор, пока не начнется война. На мне платье, которое подарил мой молчаливый крестный. Люди, которые всю жизнь спускаются в шахту — особенные, во всяком случае он был таким. Платье мое и только, не после сестры. На нем буквы, не весь алфавит, а лишь некоторые, оно розовое, а я девочка лет шести. Платье грязнилось, его надо было менять, но я просила бабушку стирать его, не собирая большую стирку и надевала снова. Рядом с нами Люда, соседская внучка. У нее с сестрой от меня были взрослые тайны, произносимые шепотом и на ухо. Сестра старше меня на четыре года, Люда на два, для того возраста это разница, — я была малявкой. Меня нужно брать с собой везде, а не хочется. По правде, мне было с ними скучно, они играли в куклы, я была выше этого. Как я уже сказала место, где мы сидели было клубничным и, ходить без надобности там дедушка не разрешал ни во время созревания ягоды, ни после, — значит, день будний и он на работе. По мнению дедушки нужен подход, состоящий из уважения и заботы, охотники поймут — выстрелил, почистил ружье и убрал на место. Кругом беспорядок, это сколько угодно, но у ружья для меткой стрельбы должно быть свое место. Сейчас я не люблю клубнику и хоть бы она собрана в сезон там, где ей хватило солнца все равно не ем, не могу — не чувствуется подход.


Вика Бордукова

Фотография первой летней ночи в теплом Краснодаре. Вспышкой осветило часть деревянного забора и мелкую меня в большой белой футболке. Принт — золотая рыбка, потому что я маленькая и еще любила футболки с принтами. Стеклянно-безумный взгляд, видимо, вспомнила гуся, которого увидела утром. Уже загорелые щеки и нос, и даже руки потемнели за день на солнце. Ими придерживаю соломенную шляпу, чтобы не упала. Так здороваюсь с тем гусем. Или это мечтательная поза? Мечтаю увидеть козу, второго гуся и пять куриц, про которых рассказали хозяева дома. Слушаю сверчков.


Алена Фоменко

Такая жара! Мы с Андреем извозились с льняными мешками из-под картошки, вспотели и теперь постоянно бегаем в дом, черпать тяжелой белой кружкой холодную воду из ведра. Жадно напьешься, так жадно, что холодная струйка сбежит и прокатится аж до пупка — и снова бежишь во двор. У нас под окнами веранды целый гараж из песка и камушек, а Сашка Колбаса обещал принести строительный кран. Он у него из металлического конструктора, такого, который переливается на свету и весь в дырочку. Мне жутко нравятся машинки. Мы как раз ждали Сашку, как вдруг папа выпрыгнул откуда-то из кустов с громким «Ага! Попались!», мы завизжали, а Андрей полез в картофельный мешок. Папа рассмеялся, поправил свою смешную шляпу рыбака, в таких же дырочках, как конструктор Сашки, и говорит: «Ну что, молодежь, давайте я вас хоть сфотографирую. А ну сделайте серьезные лица!». Андрей вылез из мешка и состроил рожу, я засмеялась и высунула язык. «Внимание, сейчас вылетит птичка». Щелк! Птичка вылетела, и папа ушуршал обратно в кусты. А мы взялись достраивать гараж, ему нужно место для строительного крана. Вот будет здорово, если Сашка даст мне с ним поиграть!


Яна Золотарева

На дворе июнь. На завалинке бани тепло и сухо, а еще с высока удобно наблюдать, как возятся в саду мама с папой. У них свои развлечения: копать огород, да полоть огурцы. Скукота. По маленькому черному радиоприемнику прозвучал долгожданный сигнал маяка — у меня заслуженное время обеда. Мама достает заботливо укутанную банку с пельменями и гордо вручает мне вилку. Медленно и с расстановкой я достаю по одной еще теплой пельмешке. Счастливый миг. От удовольствия закатываются глаза, и время останавливается. Есть только я и банка пельменей.


Материал обновлен: 17-06-2021