Текст и фото: Ксения Наймушина
В 2021 году мы готовили выпуск про бабушек и дедушек, читатели присылали нам свои истории. Вот одна из них: о том, как «хлам» может оказаться сокровищем и оживить семейные истории трех веков — от XIX до XXI — нужно лишь забраться на чердак одного старинного дома.
Слышали про старинное село Шёлтозеро в Карелии? Здесь живет малая финно-угорская народность — вепсы, стоит единственный в мире вепсский музей. Бежит река черного цвета — петляет прямиком к берегу Онеги.
В этом селе живет моя бабушка Валя, ей 80 лет. Ее желто-синий дом с раскидистым кленом у забора вы точно заметите. У бабушки нет вепсских корней, дом построен тоже не по-вепсски. Но кое-что необычное здесь есть — и в ней, и в ее доме.
Мне было 16 лет. Помню, увидела, как бабушка сложила на веранде фильмоскоп, эпидиаскоп и что-то еще из утвари.
— Бабушка, это куда?
— На свалку понесу. Ни мне, ни вам это не нужно.
— Не смей! Давай сохраним — музей на чердаке сделаем?
И она сразу отправилась собирать «хлам»: в подполье, в кладовке, по комнатам. Что нашла — несла в будущий музей. Постелила ковер на чердаке, расставила тумбы, стулья, стеллажи, разместила экспонаты.
К делу мы подошли серьезно: нарисовали билеты, позвали гостей, натянули и перерезали ленточку. Открыли Бабушкин музей и дали еще одну жизнь «хламу».
Видите картину? На ней — Николай || и его жена Александра Федоровна. Прабабушка Шура получила ее от своей мамы, а потом, в советские годы, постоянно прятала — не дай Бог кто увидит. Она ясно помнила гонения на тех, кто почитал царскую семью.
Когда прятать надоело, закрасила картину густой черной краской — так, что получилась просто доска. Ее она тоже спрятала на всякий случай. А лет двадцать назад моя бабушка Валя картину нашла — в чемодане, под толстой стопкой газет. И не было на ней ни следа краски. Портреты царя и царицы пробрались сквозь черный слой.
«Может, химия. Может, мистика — не знаю», — говорит бабушка Валя.
А в углу — зеркало из затопленной деревни. Его прабабушка Шура принесла домой в 1942 году. Недалеко от их деревни стояла другая — Муромля, и правительство решило ее затопить: сделать на ее месте водохранилище, чтобы по воде сплавлять лес — так удобнее, чем по суше.
Жители вещи побросали, взяли самое необходимое и уехали. А прямо перед затоплением женщины из соседних сел поехали на телегах посмотреть, что осталось в пустой деревне: все равно под воду уйдет. Шура зеркало и икону подобрала. Икона теперь висит над бабушкиной кроватью, а зеркало здесь, в чердачном музее.
«Знаешь, Ксюш, теперь как захожу в музей, обязательно смотрюсь в это зеркало. Вижу себя молодой, юной, маленькой девочкой. Какой и запомнила себя в нем».
Есть у нас и более древние экспонаты. Этот пест-толкушка по наследству передавался минимум трижды. Прапрабабушка Катя пользовалась им в XIX веке, прабабушка Шура — в XX веке, бабушка Валя — в XXI.
«Я уже перестала им пользоваться — трещиной пошел. Но оставила при себе — хочу, чтобы была возможность прикоснуться, почувствовать тепло своей бабушки и мамы».
Еще храним колокольчик коровы, не вернувшейся домой. У прабабушки с прадедом была корова — Утра. В семье тогда было пятеро детей, и без молока было бы не выжить. Каждый день местный пастух собирал скот со всей деревни и уводил на пастбище. Прабабушка Шура выходила встречать. Однажды ищет Утру по колокольчику, по особому звону, а коровы нет.
Пошла по коровьим следам до пастбища. Видит — жуткая картина. От любимой Утры осталась разодранная голова, шкура, копыта да колокольчик — медведь. Прабабушка подобрала этот колокольчик и принесла домой.
«Вот и все, что осталось от нашей Утры», — так она и сказала нам, пятерым своим детям», — вспоминает Валя.
Радиоприемник — первая техника в доме. Он появился в нашей семье в 1950-е годы. Бабушка тогда училась в 8 классе в школе-интернате. Каждую субботу после уроков шла домой 18 километров. Иногда после второй смены, в темноте: приходила домой ближе к ночи, мылась в бане, а в воскресенье — снова в школу.
В редкие часы дома обожала включать новенький приемник. Слушала концерты, спектакли — могла по полдня не отходить.
«Это ведь первая и единственная техника, которая у нас тогда была. Единственная вещь, благодаря которой я могла услышать голоса людей с «другого мира».
В деревне быстро узнали о том, что бабушка собирает вещи для своего музея. Стали помогать. Кто-то принес утюг, кто-то — фонарик, кто-то — деревянную стиральную доску. А вепсскую прялку — kožal’ — принесла девяностолетняя соседка, баба Женя.
Прялка досталась ей от родителей, исконных вепсов. Когда-то мама бабы Жени проводила у этой прялки зимние вечера: напевала песни, сочиняла сказки детям, делилась переживаниями с подругами и сестрами.
Прошло 13 лет с момента, как мы открыли этот музей на чердаке. Мне 29, а я все так же первым делом бегу сюда — обновить в памяти старые бабушкины истории, послушать новые. За мной следом теперь — двухлетний сын. Он уже успел разбить дедушкины коллекционные машинки и сто раз «сфотографировать» нас на раритетный фотоаппарат «Смена-2».
— Бабушка, а ты-то сама что думаешь про этот музей? Зачем он тебе?
— Это моя сокровищница. Здесь столько вещей связано с прошлой жизнью, с жизнью моих родителей, моих братьев, сестер, товарищей. Знаешь, это невероятно — смотреть, держать в руках эти вещи и возвращаться туда, в мое прошлое.
Невероятный чердак. У невероятной бабушки и не могло быть иначе. Будете в Шёлтозере — передавайте ей привет.
Читайте также:
