Текст: Полина Санаева
Иллюстрации: Ванесса Гаврилова
Медитативное эссе Полины Санаевой из весеннего номера Seasons of Life — о том, что часть нас всегда с теми, кого мы любим, о поиске цельности и о законах «детского мира».
Любовь это или зависимость, болезненная и невротическая, но когда я люблю кого-то, то всегда знаю, где он. Где они все! Хотя бы приблизительно. В скольких часах, минутах ходьбы или перелета и в каком направлении, и сколько осталось до встречи. Не думаю об этом все время, просто знаю. И часть меня тоже там, с ними. Много частей в разных местах!
Это неудобно, это лишает цельности и покоя. И чем больше неопределенности в вопросах времени и расстояния до любимых, тем хуже для меня.
А искомые покой и воля обретаются, когда они в доступности и их можно потрогать. Только в этот момент все части души притягиваются друг к другу, сливаются, как ртуть, стрелка внутреннего компаса перестает суетливо крутиться и дрожать, и случается «здесь и сейчас», и наступает счастье. И вся ты тут сразу, целиком, и больше не надо думать куда-то в сторону, выходить из своих границ и берегов, осознавать расстояния, отгонять беспокойства. Можно даже оставить телефон между диванными подушками, потому что больше не надо ждать сигналов извне.
Однажды я решилась познакомить детей со своим любимым. Несколько лет я бегала к нему, каждый раз раскалываясь, как Волан-де-Морт, уже по дороге на свидание. Беспокоясь за детей, когда была с ним, и скучая по нему, когда была дома. Знакомство прошло не так чтобы гладко, я даже не была уверена, можно ли назвать ситуацию знакомством. Но помню, как дети сели в машину, мы ехали с пляжа по трассе, началась гроза, в правом углу лобового стекла сверкали молнии, и я не понимала, почему мне хорошо. А просто мои любови соединились, и небывалое чувство спокойствия посетило меня. Будто какая-то дверь за мной захлопнулась, моя граница закрылась на надежный засов, сквозняк внутри прекратился, перестало быть холодно. Ненадолго, но я узнала, как это.
И никогда я не чувствовала себя такой безмятежной и цельной, как все девять месяцев беременности. Я была как улитка, которая все свое носит с собой, включая домик, и в нем же и живет. Больше не надо было спешить, стремиться к неопределенному успеху, преследовать цели высокие или практические — словно марафон завершен, рекорд поставлен, весь пьедестал за мной. Каждый день понятно, что делать, зачем и как — пить фолиевую кислоту и прислушиваться к тому, как изнутри стучится кто-то неведомый и твой собственный.
Да и потом, все то время, пока на руках грудничок, мир пахнет молоком и утюгом, мир замкнут на нем, режим подчинен ему и достижения измеримы, зримы, как прибавка в весе и первые улыбки.
И так приятно знакомить «своего человека» с верхним слоем окружающего мира, проговаривать все, что видишь: небо голубое, трава зеленая, цыпленок желтый, корова мууу. Кажется, все так и есть, все так просто и безопасно.
Сейчас уже никто не пользуется пеленками, я знаю, это анахронизм, а мне их не хватило — байковых, мягких, чтобы погладить и сложить стопочкой. Такое не наверстаешь. И связать крючком хоть один чепчик не успела. А это надо! — по законам «детского мира», который мне совсем не хотелось покидать. Оставляя дочку няне, я завидовала им обеим, тому, что они продолжали день в медленном времени, размеренном расписании, а я выбегала в дикий хаос. Сидя на работе, я думала — «пошли гулять», «сейчас обед», «уже спит на балконе», «сейчас полдник с киселем».
Став мамой, раз и навсегда перестаешь быть в одном месте, начинаешь мысленно бегать вслед за каждым ребенком, раздваиваться и расстраиваться, будто размножилась делением, и скучать по тому времени, когда дети сидели внутри. Как удобно было бы всегда носить их с собой, как кенгуру!
Я с удовольствием проживала бы с детьми каждый день — в их и своем мире, составляя наш общий. Потому что в этом есть смысл, точно есть смысл, иногда кажется, только в этом. Я очень хотела быть мамой, у которой много времени на расслабленное общение с детьми и много денег, чтобы заниматься только тем в профессии и жизни, что интересно. Мамой, что иногда по вечерам играет на фортепиано и сама учит детей музыке, немного, на начальном этапе. Пришивает пуговку, вяжет варежку, читает вслух Тиля Уленшпигеля. Мамой, которая хорошо готовит, очень вкусно, но только тогда, когда ей хочется. И продолжает семейные традиции — маминого пирога, маминого борща, маминого фирменного варенья… Такой мамой, которая не спешит, никогда не спешит — мама рядом, мама здесь.
Но чтобы не спешить и вышивать на пяльцах, надо было родиться лет на двести раньше, веке в восемнадцатом, лучше семнадцатом. И в другом месте. А в своем веке после рождения детей я парадоксальным образом налилась энергией, наглостью и уверенностью, что надо откликаться на предложения, хвататься за возможности, идти на риск, впутываться в проекты, даже авантюры! Жить, жить, поспевать за временем, помнить про свои, оказывается, безграничные возможности. И обязательно о том, что дети — это что-то гарантированно запредельное. Просто всегда надо знать, кто из них где. Хотя бы приблизительно.