Опубликовано в журнале Seasons of life, выпуск 33
Архивные номера и новые выпуски в онлайн-магазине
В мастерскую Димитрия Виллорези ныряешь, как будто под воду, в полумрак, освещенный только парой настольных ламп. Слушаешь музыку и истории, следишь, как он шьет, стежок за стежком, — соединяя не только куски кожи, но и само время.
Мастерская Димитрия Виллорези находится в старинном флорентийском районе Олтрарно, где всегда жили ремесленники.
Пройдя через внутренний дворик, попадаешь в комнату для занятий боксом.
Стены туалета обшиты простой доской.
Димитрий работает один, используя те же технологии и инструменты, что и его предшественники много веков назад.
«Роскошь – это быть собой и делать то, что хочешь».
«Это не магазин, не шоу-рум — это мастерская, самая настоящая боттега, каких раньше было множество в Олтрарно. Бывает, люди открывают дверь, понимают, что оказались не в своем месте и поскорее уходят. А есть те, кто заходит, и у них глаза загораются. Случается, заходит человек, трогает сумки, спрашивает: «Сколько стоит?» Я тогда отвечаю: «Если хотите купить сумку, я расскажу где. Но если вы хотите, чтобы вам сделали сумку, тогда вам сюда». Мне важно поговорить с человеком, почувствовать его, и потом уже я начинаю придумывать для него сумку.
Для работы мне нужен кусок кожи и четыре инструмента: шило, нож, игла, нитки. Никакие электрические машины я не использую. Сейчас у меня семь заказов, и я не беру новых до конца месяца. В мастерской всегда играет музыка. Для работы у меня одна, для машины — другая, дома играет третья.
Раньше я все время пел. Мы приходили с друзьями в кафе, и я начинал петь, вместо фоновой музыки. Когда я пригласил свою будущую жену на первое свидание, с ужасом понял, что не смогу ничего сказать, что никакие слова не будут достойны такой девушки. И тогда я привел ее в сад и там пел ей три часа подряд. Она подумала: «Либо он сумасшедший, либо я проживу с ним всю жизнь».
Всё в моей жизни вокруг отношений, а не вокруг денег. Деньги — ну есть и есть, нет и нет. Их всегда можно потерять, и всегда они могут появиться. Я знаю, что, пока у меня есть мое дело, пока я могу работать, — все будет хорошо. Я вырос в небогатой семье, где у каждого было по паре обуви, и никто не думал, что должно быть больше: две ноги — два башмака…
Бабушка вдолбила в меня принципы, которым я следую всю жизнь: быть свободным, быть счастливым, быть искренним, быть по-хорошему обидчивым — не давать себя в обиду. С возрастом горлышко воронки сужается, в него меньше лишнего попадает. Остается самое главное. Тем, кого не знаешь, — даешь две попытки, кого знаешь — одну, кого любишь — ни одной.
Я стал заниматься ремеслом, когда понял, что мастерские, которых всегда было множество во Флоренции, закрываются, дети не идут вслед за родителями, у них другие интересы. Есть очень важный момент — традиция. Нужно нести от начала до конца верность делу, себе. Есть очень много людей, которые начинают хорошо, а потом подстраиваются под разные ситуации, изменяя принципам, потому что мир этого вроде бы требует.
У себя в мастерской я веду уроки, учу работать с кожей. Когда я только начал, все говорили, что я сошел с ума. Что, если ты кому-то передаешь свои знания, тебя начнут повторять. Я скажу так: ревность все убивает. И это не только работы касается. Когда ты видишь, как получается что-то красивое у твоих учеников, это приносит огромную радость, потому что это результат работы твоих детей, твоей работы.
Имя Димитрий — это от дедушки. Он любил русскую классику и настоял, чтобы мама назвала нас с сестрой Димитрием и Натальей. Третьего внука хотел назвать Борисом, но мама сказала — хватит. И это единственное, что меня глубоко связывает с Россией. А так — русского языка я не знаю, английского тоже толком не выучил, говорю всю жизнь на флорентийском диалекте».