Фото: Мария Сурвилло, Vladimirtan
Экскурсовод и исследовательница старой Москвы Мария Сурвилло оказывается в самых невероятных квартирах города «по долгу службы». Попасть в них можно во время экскурсий Маши, а пока — посмотреть фотографии и узнать истории, происходящие под высокими потолками с несколькими поколениями московских семей. В этот раз — про бывшую коммуналку на Гоголевском бульваре, которую купили вместе с живущей в ней бабушкой и котом. Новые хозяева под слоями обоев и штукатурки находят лепнину и росписи.
Гоголевский Бульвар — средневековая граница города. По самой его середине в конце XVI века выстроили высокую стену Белого города. Внутри границ стены — спокойно и относительно безопасно. За ней — разбойники и лихие люди. Весь честной народ торопится успеть внутрь до наступления сумерек, пока открыты ворота.
Московские оборонительные кольца просуществовали до момента, пока Екатерина II не решила, что мы достаточно сильны, чтобы остановить врага на дальних подступах. Тогда стену Белого города разобрали — на его месте получилось Бульварное кольцо. Кусочек, что сейчас называется Гоголевским, раньше был Пречистенским, в честь Пречистой иконы Божией Матери и дороги царского богомолья в Новодевичий монастырь.
Фото: Vladimirtan
Гоголевский бульвар совершенно особенный по ряду причин. Во-первых, он трехступенчатый. Стоишь на стороне, где Дом-коммуна и понимаешь, что ты и не в Москве вовсе, а на крутом берегу бурной реки. На Гоголевском таким рвом был ручей Черторый или речка Черторыя. При Екатерине речку спрятали под землю, оборонительную стену разобрали, но память места никуда не делась.
Фото: Vladimirtan
Во-вторых, отсюда начинается «Сен-Жерменское предместье Москвы», как писал князь Кропоткин. Публика тут селилась особенная. Даже московское купечество, без всяких условностей расселившееся по всей Москве в веке девятнадцатом, долго не решалось покупать землю в здешних местах — не по Сеньке шапка. Но и это переменилось к концу века. На высоком берегу так и остались до наших дней стоять особняки, а на низком, где протекала река, рядком стоят доходные дома: дом Кекушева с огромным филином на фасаде, дом Иерусалимского подворья и дом Валентина Дубовского. Вот про последний и пойдет дальше речь.
Фото: Vladimirtan
После революции дом, куда мы поднимаемся по старинной лестнице, стал коммунальным. Пришлось выносить на бульвар старинный буфет, огромный обеденный стол — только место занимают. В квартиру вселились четыре семьи — ровно по числу комнат. Прежние хозяева остались тоже. Стояли в очередь в ванную и уносили кастрюльку с супом в комнату. Разговаривали тихо и всегда выключали свет в коридоре. Как жили? По-разному. Ходили гулять на бульвар, в булочную на углу, в продуктовый в Сивцевом Вражке и в кино на Арбатскую площадь.
В 90-е квартиры в центре стали расселять. Людей на бульваре стало меньше, а машин больше. Дом Валентина Дубовского тоже расселялся. Граждане уезжали в Кузьминки в собственные отдельные квартиры. Старались впихнуть в них чудом уцелевшие буфеты, но получалось плохо. Ни буфеты, ни простенные зеркала не были рассчитаны на потолки 2,6 метра.
А вот на втором этаже квартира никак не расселялась. До пандемийных времен в ней дожили участковый милиционер, семья служащих с одним ребенком и тихая бабушка с котом и фикусом. Ходили люди с деньгами и желанием купить квартиру на бульваре. Ходили, смотрели. Милиционер, пока они смотрели, курил на черном ходу. Ему хотелось отдельный санузел. Ему даже мечталось о собственной кухне. Но он привык жить на бульваре: выходить летом и играть на скамейке в шахматы сначала с соседом, потом и сам с собой. Привык идти переулками на работу. Привык к летнему зною и к тому, что очень дуло из деревянных окон зимой.
Семья с ребенком тоже смиренно ждала, пока осматривали их коммунальную жилплощадь. Им особенно хотелось отдельной квартиры. Но школа была рядом с бульваром, соседка всегда могла присмотреть за сыном. Они привыкли к скрипучему полу, молчаливому участковому и календарям с японскими девушками в купальниках, которые каждый год он откуда-то приносил. А бабушка с котом и фикусом смотрела в замочную скважину и никого к себе не пускала.
Однажды в темноте коридора появилась семья с четырьмя мальчиками. Ровно по числу комнат. Мама семейства была из Петербурга, а папа очень любил маму и был готов на все. Мама нашла общий язык с милиционером, семьей с ребенком, но вот бабушка так и не открыла дверь. Она смотрела из-за фикуса в окно, как по переулку бежали четыре мальчика. Но мама уже все решила, и папа улыбался.
Всех удалось расселить, и только бабушка с котом и фикусом не соглашалась даже на виллу на Лазурном берегу. Коту было хорошо на этажерке, фикусу на окне, а бабушке в ее крошечной комнатке на бульваре. «Только вперед ногами»,— говорила она и пожимала плечами.
Так и стали жить: четыре мальчика, мама, влюбленный в нее папа в квартире на Гоголевском бульваре. Они купили ее вместе с котом, фикусом и бабушкой. Так не бывает? На Гоголевском бульваре бывает еще не такое.
Последний раз ремонт в квартире был в 1919 году, когда возводили стены и зашивали анфиладные двери. Другие бы пришли в ужас, а нашим героям только это и нужно было. Они искали живое, не с евроремонтом. Им повезло. В квартире сохранились старинные высокие двери, дубовые полы, деревянные окна и атмосфера старомосковской квартиры.
За год квартира и новые ее обитатели совершенно привыкли друг к другу. Под досками нашли метлахскую плитку, под обоями и старыми газетами — росписи на стенах, тонкие венки под самым потолком. Лепнина оказалась цела, двери прослужат еще лет сто и даже механический звонок удалось починить. А в полумраке коридора нашлось счастье, которое из квартиры никуда не уходило.
Еще обнаружилась печь на кухне, аккурат за коммунальными плитами. А в ней синий мячик, коробка с зубным порошком и сочинение по произведениям Максима Горького, написанное 17 мая 1933 года. В это время Горький еще был жив. Уже вселился в особняк Рябушинского и вполне мог летним вечером присесть на скамейку на Гоголевском бульваре.
Москва — город, живущий воспоминаниями. И особенно хорошо им в квартирах, где дует из окон, скрипят полы, а папа по вечерам влезает на стремянку и острым ножиком очищает лепнину. Сантиметр за сантиметром.
Читайте также:
