Интервью: Ася Шибанова
Иллюстрации: Евгения Азарян
Использованы фото: Kamal Bagirli
Когда мы заговариваем про память, первым делом перед глазами встают черно-белые зернистые лица бабушки и дедушки на старой фотографии, застывшая в моменте на плече прабабки крупная рука прадеда. Воспоминания, как увеличительное стекло, приближают картинку, проявляют детали. Но порой нашей памяти не хватает, и в этом случае распутать клубок семейной истории нам помогают генеалоги. Екатерина Ларкина рассказала нам, почему важно знать правду о семейном прошлом.
Чем занимаются генеалоги?
Генеалог собирает семейную историю, все факты, в единое целое и строит генеалогическое древо.
Это больше работа с архивами и документами или с людьми и воспоминаниями?
Для меня обе эти составляющие очень важные. Потому что документы, конечно, что-то рассказывают о людях, но при этом не дают информации о повседневной жизни. Я, например, всегда обращаю внимание в метрической записи о рождении на строчку, где записаны восприемники, то есть крестные. Ты не станешь просить крестить твоего ребенка человека, который тебе не близок.
Собирая воспоминания ныне живущих, мы можем зафиксировать все то, чего нам не хватает в документах, — жизнь в подробностях, семейные легенды, традиции. А это как раз и раскрывает идентичность семьи, часто объясняет какие-то ситуации в настоящем, почему сейчас происходит так, а не по-другому.
Был у нас один проект, в котором прадедушка человека, заказавшего исследование, оказался участником революционных забастовок в начале ХХ века, поджег дом помещика, за что после был отправлен в ссылку. И мы нашли его следственное дело. Там были улики приведены, доводы следствия, показания людей, которые видели его в тот день. И среди показаний свидетелей нашлась фраза: «Водки он не пил». Клиент отреагировал так: «Вот это да! А ведь у меня непереносимость алкоголя, и вот у моего прадедушки, значит, тоже она была, значит, от него это пошло».
Как выстраивается ваша работа?
Первый метод — интервью. Собрать все, что знает сейчас семья. Эти интервью по большей части бывают и фактическими, и лирическими одновременно, у людей так память работает, что даже даты всегда привязаны к какой-то истории. Человек может забыть, какого числа была свадьба, но он помнит гостей, что дарили, во что были одеты. Дети же вообще часто привязывают события не к дате, а к тому, сколько лет им тогда было.
Воспоминания очень важно собрать, потому что именно на них нанизываются подробности о предках. Спрашиваем, например, как бабушка молилась: крестилась двухперстным или трехперстным знамением? Может, у нее старообрядцы были в роду. Узнаем, какие колыбельные мама в детстве пела, ведь таким образом можно понять, где проживали предки, потому что определенные колыбельные раньше соответствовали определенным группам, которые в определенных местах проживали. Через такие частные вроде бы вещи можно выйти на что-то более глубокое.
После интервью — работа с семейным архивом. Как показывает практика, люди хранят у себя дома вещи, фотографии, документы, письма, конверты, которые могут содержать больше информации, чем предполагает сам человек. Потому что он может чего-то не помнить, а на обороте фотографии есть адрес, который для нас становится зацепкой. Генеалогия похожа на следственный процесс: у тебя есть цель, люди, которых ты опрашиваешь, и тебе нужно что-то разгадать. Вот клиенты не знают, где жила их прабабушка, и ты собираешь по косвенным свидетелям, по двоюродным-троюродным братьям-сестрам, информацию, с помощью которой можешь выйти на общего предка и узнать больше о семейных корнях. Ну и третий блок — это работа с разными источниками. Если по интервью и семейному архиву удалось уйти в начало ХХ века, начинаем исследовать метрические книги, которые велись до революции, если нет — обращаемся к источникам советского периода. В основном это хозяйственные книги, военные документы.
Что дают людям знания о прошлом и предках?
Мне кажется, они влияют на то, как ты строишь свою идентичность. Люди часто хотят найти в историях своих предков ответ на вопрос, почему у них именно так складывается жизнь, допустим, почему у всех женщин несчастливые браки. Или они пытаются отыскать в прошлом семьи источник своей силы: «Мои предки воевали, проходили через многое, у них была тяжелая жизнь, но они справлялись. И я смогу».
Надо ли скрывать прошлое, вернее, то, что в нем доставляет боль?
Если все подтверждено документально и есть уверенность в том, что такое действительно было, то не надо скрывать ни в коем случае. Важно обо всем говорить, все помнить и бороться с молчанием. Даже если у тебя в роду были люди, которые совершили действительно страшные вещи, лучше об этом знать. Потому что, мне кажется, травма так работает, что знание о трагедии все равно передается каким-то образом. То есть ты чувствуешь это замалчивание.
Да, ты не знаешь всего, но есть какая-то лакуна, и ты, пока ее не заполнишь правдой, не сможешь переварить. Осознание — очень важная вещь.
Информацию о наших предках мы собираем в архивах, но вот после нас самих останется огромное количество цифровой (самой разной) информации — благодаря интернету. Как с этим быть?
Мы сейчас находимся в переходном периоде и пока не можем понять, как это все будет. Когда я была маленькой, у меня не было интернета. А теперь я понимаю, что действительно не могу отследить всю информацию о себе, не знаю, когда моя жизнь закончится, и не способна представить, что обо мне после смерти останется в информационном поле. У нас просто нет примера человека, к опыту которого можно обратиться и понять, как нам в этом случае действовать. Страшит неизвестность.
Я вот иногда думаю: как бы я работала лет через пятьдесят? По периоду, которым мы сейчас занимаемся — ХХ век и глубже, — источники все те же самые сохранятся. Но при этом, наверное, все будет оцифровано, и из-за этого процесс будет проходить проще и быстрее. Наверное, какую-то информацию можно будет выловить и из переписок в мессенджерах, соцсетей, но дневники, письма — это все равно очень важный источник.
Законы памяти о предках универсальны: какие были раньше, такие будут и потом. Самое главное, чем больше у наших детей и внуков будет о нас информации, тем проще какие-то вещи осознать.
Можно ли и нужно ли как-то облегчить задачу исследователям и своим родственникам в будущем?
Вот я бы, на самом деле, никак не облегчала. Если ты задаешься целью что-то оставить о себе, это не работает, потому что, если у тебя есть потребность писать дневник, то нужно это делать, а если ее нет — ты передаешь предкам ощущение какой-то фальши. Мне кажется, самое главное — сохранить все, что у тебя есть. И старые фотографии, и записки, и дневники, и письма. Но не писать специально «для потомков».
Как говорить с ребенком о его родственниках, предках, о тяжелых моментах?
Детям нужно рассказывать о том, что у них есть и те предки, кто воевали, и те, кто были репрессированы, и те, кто на заводе работали, и те, кто были чекистами. К нам часто детей приводят на презентации отчета о семье, и они в это время бегают по комнате, — пока им не интересно. Но ведь что-то все равно выхватывается и сохраняется в памяти. Не специально… Семейные фотографии стоит время от времени пересматривать на самом деле. Это же супер увлекательно. И можно таким образом попутно рассказывать про прабабушек и прадедушек. Для детей это захватывающие истории. Да, в них могут быть и страшные моменты. Но семья жива, продолжается, значит, добро все-таки побеждает зло.
Опубликовано в Seasons of Life №61. Архивные номера и новые выпуски ищите в Seasons shop, у дистрибьюторов и на маркетплейсе Wildberries.
Читайте также:
