Текст: Павел Балдицын
Иллюстрации: Объединение «Шар и крест»
Павел Вячеславович Балдицын преподавал зарубежную литературу почти у половины редакции Seasons. Мы заслушивались его лекциями по Гомеру и Диккенсу, сдавали зачеты по документальной литературе XX века, а иногда — получали «неуды» за непрочитанные «Метаморфозы» Овидия. Для этого номера Павел Вячеславович собрал литературу, которая помогает сохранить себя и преодолеть тревогу в переломное время.
Павел Балдицын
Профессор, заведующий кафедрой медиалингвистики на журфаке МГУ им. М.В. Ломоносова
Трудно сказать лучше Пушкина: «Чтение — вот лучшее учение. Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная».
Одна из моих бывших студенток попросила меня составить список книг художественной литературы, которые помогли бы сохранить себя и преодолеть душевные тревоги в наше время великого перелома, когда все спуталось и смешалось: когда добро объявляют злом, а зло — добром, когда нас захлестывают крики с разных сторон, когда раздор вторгся в наши семьи… Как сохранить свою душу, свой ум от распада? Ответ известен — культура, родной язык и классическая литература.
Не раз я слышал вопрос: «А есть ли польза от художественной литературы?» С точки зрения людей, которые ценят полезные сведения, в особенности о том, как завоевать успех, художественная литература лишь отвлекает от дел и способна развивать разве что воображение и фантазию. На самом деле это не так. Психологи доказали, что литература развивает интеллектуальные способности человека, недаром Альберт Эйнштейн говорил, что «Достоевский дал мне много, необычайно много, больше Гаусса». А Карл Гаусс был величайший математик, которого называли «королем математики». И его труды послужили для Эйнштейна толчком к созданию теории относительности. Однако в не меньшей степени на него повлиял роман Достоевского «Братья Карамазовы» — вот где ученый-физик ощутил всю относительность наших истин и понятий.
Самые современные исследования с помощью МРТ доказали, что чтение поэзии приводит мозг в состояние повышенного возбуждения. А другие ученые установили, что чтение художественной литературы — лучшее средство от стресса. Оно позволяет расслабить мышцы и нормализовать частоту сердечных сокращений.
Мне художественная литература помогает жить — прежде всего потому, что она чрезвычайно расширяет жизненный опыт. Каждый из нас закрепощен в своем теле, времени и профессии. Читая книги, можно прожить сотни и тысячи жизней: побывать в рубище гомеровского Одиссея, вернувшегося домой после двадцатилетнего отсутствия, или «витязем в тигровой шкуре» из поэмы Руставели, испытать злосчастную судьбу Эдипа или Гамлета, Федры или Медеи, узнать секреты обольщения женщин в Древнем Риме из поэм Овидия, пережить разочарования Онегина, Чацкого или Печорина…
Художественная литература вмещает в себя все богатство человеческого опыта — разных эпох и разных народов: от китайской «Книги песен» и индийской «Махабхараты» до романов ХХ века, века великих потрясений, революций, войн. Но, может быть, самое главное, что человек находит в классике, в великих книгах, которые отсеяло и выбрало время, это красота слова и мысли, в основе которой гармония, мера и порядок.
Наша жизнь хаотична, а классическая литература дает замечательные примеры красоты и совершенства сказанного или рассказанного.
У древних эллинских мыслителей было такое понятие — калокагатия, то есть прекрасно-доброе. Его по-разному толкуют: и как гармонию души и тела, и как сочетание добра и красоты, а еще к этому можно добавить истину и справедливость, что в русском языке передает слово «правда». «Что есть истина?» — задавал вопрос Понтий Пилат. Ответ Иисуса нам известен: «Истина — это любовь» — любовь к богу и созданному им миру, любовь к ближнему своему. Эти простые и великие ценности утверждают авторы классической литературы. Однако делают они это не в форме поучений и наставлений, а в живых картинах и действиях, в переживаниях своих героев.
Освоив грамоту к пяти годам, я стал увлеченным читателем на всю оставшуюся жизнь. Вряд ли смогу счесть все книги, что прочел. Читаю самые разные вещи: исторические, философские, документальные, научные и религиозные… По любому поводу беру в руки словари, справочники, энциклопедии. И все же главная моя любовь — художественная литература. Всю жизнь ее читаю и преподаю. Из моих чтений и занятий могу составить краткий список книг, помогающих выжить в пограничной ситуации:
Гомер «Илиада», «Одиссея»;
Софокл «Эдипцарь»;
Книга Экклезиаста;
Сервантес «Дон Кихот»;
Шекспир «Гамлет», «Король Лир»;
Дефо «Робинзон Крузо»;
Пушкин «Капитанская дочка»;
Гоголь «Тарас Бульба»;
Лев Толстой «Война и мир», «Анна Каренина», «Хаджи Мурат»;
Достоевский «Братья Карамазовы»;
Чехов «Анна на шее», «Скрипка Ротшильда», «Студент», «Дама с собачкой»;
Хемингуэй «По ком звонит колокол», «Старик и море»;
Ремарк «Три товарища» (или «Время жить и время умирать»);
Шолохов «Тихий Дон», «Судьба человека»;
Камю «Чума»
Стейнбек «Гроздья гнева»;
Булгаков «Мастер и Маргарита»;
Солженицын «Один день Ивана Денисовича».
Первым в европейской литературе идет Гомер. Чем привлекали древних эллинов его поэмы? Тем, что в них открывается величие человека, полнота жизни, в которой есть место всякой вещи, даже самой прозаичной вроде строения дома или устройства трапезы. И красота композиции, и мастерство слова. Как будто сама жизнь себя рассказывает. Как замечательна первая же сцена «Илиады», где кичливый предводитель ахейского войска Агамемнон разражается бранью, но все же уступает прорицанию Калхаса и согласен отдать свою наложницу Хрисеиду ее отцу, служителю Аполлона, наславшего мор на ахейцев. Взамен же Агамемнон требует от Ахиллеса его добычу — Брисеиду. Ахиллес в порыве гнева готов обнажить меч и убить Агамемнона, но тут его сзади за волосы хватает Афина, одна из самых великих и почитаемых богинь — мудрости и войны. Она удерживает героя от необдуманной мести. Так человек понимает себя и свои порывы — через вмешательство богов. Ярких сцен в поэмах Гомера множество.
В великих книгах, которые отсеяло и выбрало время, человек находит красоту слова и мысли, в основе которой — гармония, мера и порядок.
А какой замечательный эпизод венчает «Илиаду» и показывает, как иссякает гнев Ахиллеса, завершая заданную с первых же строк главную тему поэмы.
Трогательны и по-человечески понятны здесь люди и боги, они не могут смириться с тем, что великий защитник Трои Гектор, сраженный Ахиллом в отместку за гибель Патрокла, остается непогребенным. Ахиллес подвергает поношению труп Гектора, привязав его веревкой к колеснице, и день за днем возит его по пыли вокруг Трои. В этом последнем действии «Илиады» участвуют и боги — Зевс, Гера, Фетида — мать Ахиллеса, но особую роль играет Гермес, посланец богов, который может летать, насылать сон на людей и принимать любые обличья. Отец Гектора Приам ночью с одним лишь слугой отправляется в стан ахейцев к Ахиллу на телеге с дарами, чтобы забрать тело своего сына для достойных похорон. А помогает Приаму добраться до цели Гермес, «благородному юноше видом подобный», говоря при этом Приаму, что готов защитить его из уважения к возрасту: «Моему ты родителю, старец, подобен!» Его родитель — великий Зевс, который в защите явно не нуждается. Поначалу я увидел здесь иронию. В прямом смысле этого греческого слова она тут, конечно, есть: εἰρωνεία значит «притворство», ведь Гермес — известный притворщик, но вкладывает ли он в свои слова насмешку?
Конечно же, нет. Это самый простой и правильный взгляд на отношения людей — поставить себя на место другого, увидеть в другом родного себе человека. Завершается встреча Приама и Ахилла потрясающе — совместным плачем, когда царь Трои льет слезы на руки убийцы сына, а тот вспоминает своего отца: «За руку старца он взял, отклонил его тихо. Оба они вспоминая: Приам — знаменитого сына, Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простертый; Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла, Плакал, и горестный стон их кругом раздавался по дому».
«Одиссея» восхищает не меньше «Илиады», а разнообразия и приключений в ней гораздо больше. Герой поэмы, «многострадальный» и «многоумный» правитель Итаки, любознательный и устремленный к новым впечатлениям, преодолевает все преграды, все и всякие границы, ибо жаждет познать и изведать то, что другим недоступно: услышать сирен и пройти между Сциллой и Харибдой, побывать среди пожирателей лотоса, одержать победу над грозным циклопом и назойливыми женихами, осаждавшими его жену и трон, одолеть самого бога моря Посейдона. Одиссей, может быть, самый яркий образ человека в мировой литературе, потому что показан в разных обличьях. Он всегда находит выход из любых положений. Ему во всем помогает Афина, а это ведь сама мудрость, и она у него в голове и видна во всех его действиях.
Злосчастен Одиссей, однако он показан победителем, а бывают судьбы трагичнее. Согласно мифу, Эдипу было суждено стать убийцей родного отца и мужем родной матери. Услышав однажды такое, Эдип бежит от судьбы, а на деле как раз ей навстречу, ведь он не знает, что жил у приемных родителей с раннего детства. И совершает злосчастный Эдип все, что ему было предначертано, не ведая, что содеял. Софокл начинает свою великую трагедию трагедий «Эдип-царь» с того, что Эдип уже все преступленья совершил, и давно. В начале трагедии он справедливый и мудрый правитель, готовый сделать все, чтобы избавить город, которым он правит, от кары богов — страшного мора. И давши клятву найти и наказать убийцу прежнего царя, он стремится расследовать это убийство и в конце концов узнает, кто он и что совершил. Ему предстоит пережить еще одну смерть — Иокасты, его матери и жены. У Эдипа хватило сил покарать себя так жестоко за то, что ему предназначено свыше: он выкалывает себе глаза и уходит прочь, в никуда. Поэт показывает, что есть достойный выход всегда, даже когда его нет и не может быть. В этом суть трагедии — в ней остается надежда и вера в человека, в его силы познать и принять все от враждебного мира.
Великий мудрец Аристотель выдвинул идею катарсиса — очищения от страданий и страха через искусство, через сопереживание героям трагедий, которых судьба загоняет в тупик, откуда, кажется, выхода нет.
Человек всегда живет на границе — между природой и обществом, между собой и другими людьми, между прошлым и будущим, и все же главная граница — между жизнью и смертью, когда проверяется и проявляется самая суть личности. Блаженны верующие в бессмертие, а сомневающиеся в ХХ веке придумали понятие «пограничной ситуации».
Это очищение от страхов и страданий мы находим в трагедиях Шекспира. В «Гамлете» и «Короле Лире» главные герои сталкиваются со злом — и в родной семье, и в государстве, и погибают, но борются с ним до конца. Потому что человек иначе не может — не может принять предательство близких, насилие, ложь, измену. Гамлет, в отличие от Эдипа и Лира, не ведающих, с кем они живут и что творят, с самого начала подозревает что-то, предчувствует свою судьбу.
Он понимает нечто огромное и страшное — личную ответственность за судьбу целого мира, вышедшего из своих суставов: «Век расшатался, и скверней всего, что я рождён восстановить его!» Гамлет с самого начала думает о смерти, но борется за восстановление справедливости и погибает с оружием в руках. Лир заблуждался во всем и приходит чуть ли не к безумию, но и он нашел свою правду и настоящую любовь у своей дочери, хотя и слишком поздно.
Почти одновременно с героями Шекспира появился на свет еще один вечный спутник человечества — Дон Кихот. Начитавшись рыцарских книг, он уверовал, что способен возродить благородные идеалы средневековых рыцарей, которые в реальности, конечно же, большей частью были разбойниками и убийцами. Дон Кихот устремляется в мир защищать всех обиженных, униженных и оскорбленных, но его подвиги вызывают смех. Это известно даже тем, кто никогда не брал в руки роман Сервантеса: безумный Дон Кихот избавляет от побоев хозяина мальчишку-пастуха, однако после его ухода тот избит еще сильнее; он бросается на ветряные мельницы и бурдюки с вином, видя в них злых великанов, освобождает каторжников… И все же в конце концов читатель проникается высочайшим доверием и сочувствием к этому герою. Недаром Фёдор Достоевский написал о романе «Дон Кихот» такое:
«Во всем мире нет глубже и сильнее этого сочинения. Это пока последнее и величайшее слово человеческой мысли, это самая горькая ирония, которую только мог выразить человек, и, если б кончилась земля и спросили там, где-нибудь, людей: “Что вы, поняли ли вашу жизнь на земле и что можете о ней заключить?” — то человек мог бы молча подать Дон Кихота: “Вот мое заключение о жизни и — можете ли вы за него осудить меня?”»
Почему я включил в свой список «Робинзона Крузо»? Конечно, эта книга проигрывает Гомеру и Шекспиру, но в ней запечатлена такая великая вера в человека, который в самых неблагоприятных условиях, даже лишившись человеческого общества и оказавшись на необитаемом острове, сохранил свой разум, культуру и веру, свою способность к созиданию.
В моем списке обязательно будет маленькая книжка автора, который не оставил нам своего настоящего имени, только роль или функцию: Кохелет его зовут на иврите, Экклезиаст — по-гречески, это прозвище можно перевести как Проповедник или Оратор, а еще лучше — Премудрость. Это одна из самых любимых моих книг: «Суета сует, — сказал Проповедующий, суета сует, всё суета… Видел я все дела, что делаются под солнцем, И вот — всё это тщета и ловля ветра».
Весь этот небольшой поэтический текст построен на повторах. Проповедник хорошо познал круговорот бытия и несправедливость жизни:
«Всему свой час, и время всякому делу под небесами:
Время родиться и время умирать…
Время молчать и время говорить,
Время любить и время ненавидеть,
Время войне и время миру».
«И еще довелось мне увидеть под солнцем,
Что не быстрым удача в беге, не храбрым в битве,
И не мудрым — хлеб, не разумным — богатство,
И не сведущим благословенье,
Но срок и случай постигает их всех…»
И чаще всего Проповедующий повторяет одну простую истину, варьируя ее:
«Нет человеку блага, кроме как есть и пить, и делать добро,
Чтобы ему было хорошо от его труда».
Трудно удержаться, чтобы не цитировать дальше этот текст. Многие писатели последних веков называли свои романы фразами из Экклезиаста, делали эпиграфами или вставляли их в текст — в речах героя или автора.
Наталья Топорова, «Старик и море»
Сегодня мы по-новому перечитываем русскую классику: «Капитанскую дочку», «Тараса Бульбу», «Войну и мир». Героев пушкинской повести, оказавшихся между жерновами истории, спасает любовь и верность друг другу.
Гоголевский Тарас велик в своем бесстрашии и страшен в своей неумолимой жестокости, однако он навсегда останется воплощением верности товарищам и своей родине. С детства эта книга осталась во мне потрясающим примером поэтичности и яркости слова. Какой широкий и огромный мир возникает в романах Льва Толстого. Жизнь России в своих простых житейских деталях открывает читателю величие общенародного подвига в переломный момент иноземного нашествия. Многие страницы романа помогают преодолеть невзгоды и утраты, потому что читатель глубоко сопереживает и Наташе, и Андрею, и Пьеру…
Конечно, в список я включил моего любимого Антона Павловича Чехова, который поражает простотой, разнообразием и глубиной своих коротких рассказов. Одна «Скрипка Ротшильда» стоит многих томов. Гробовщик Яков Бронза, человек грубый и бесчувственный, который во всех делах видел одни убытки, перед смертью вдруг осознает, что жизнь прожита зря, без пользы и радости, да и вокруг «люди мешают жить друг другу… Если бы не было ненависти и злобы, люди имели бы друг от друга громадную пользу». У Якова есть талант и скрипка, на ней он сочинил и сыграл такую унылую и скорбную мелодию, что и после его смерти она живет и трогает людей.
ХХ век родил немало великих произведений, герои которых преодолевали самые тяжелые и бесчеловечные испытания. «Тихий Дон» Шолохова и «По ком звонит колокол» Хемингуэя, «Белая гвардия» Булгакова, романы Ремарка и «Чума» Камю. Одним из самых сильных потрясений в жизни для меня стал рассказ Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Чудовищное унижение человека в условиях концлагеря и вместе с тем способность сохранить достоинство.
Перечитал свой список классических книг и осознал, что в нем преобладают эпические и трагические произведения. А ведь порой жить помогают и душу спасают как раз такие вещи, которые порождают смех. И тут на память приходит еще одна цитата из любимого Пушкина, которую он вложил в уста своего героя: «Как мысли черные к тебе придут, откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро!» Веселая и остроумная пьеса Бомарше с интригами, переодеваниями и неразберихой в духе quiproquo, которая завершается счастливым концом, действительно может поднять настроение и спасти от мрачных мыслей. Есть в классике веселая и жизнетворящая струя: великие комедии Мольера, например, его уморительно смешной «Мнимый больной», или острый и разоблачительный «Тартюф», или наши русские комедии — «Горе от ума» Грибоедова и «Ревизор» Гоголя. А еще в свой перечень великих юмористов я бы включил рассказы Марка Твена и раннего Чехова, О. Генри и Зощенко, а также два блистательных романа Ильфа и Петрова о находчивом и обаятельном жулике «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок». Без смеха жить нельзя!
Порой жить помогают и душу спасают книги, которые порождают смех. А еще я не смог бы жить без поэзии.
Поэзия, ее глубина и мудрость всегда помогали мне преодолевать любые трудности и невзгоды. Помню тяжелые времена, когда из памяти моей выплескивалась строки Шекспира и Пушкина, Шелли и Бодлера, Ахматовой, Пастернака и Мандельштама…
Мой список разрастается на глазах — вместо десяти книг в нем уже десятки имен. Хватит! Пора завершать его, да и все мое эссе. А по традиции, которую некогда поминал Пушкин, в конце письма поставлю vale, что обычно переводят с латыни: «Будь здоров!» или «Прощай», а на самом деле это стандартное римское пожелание звучит иначе: «Мужайся!», «Будь сильным, крепись!»
Опубликовано в журнале Seasons of Life №64. Новые и архивные выпуски ищите в нашем магазине и у дистрибьюторов.
Читайте также:
