Проснуться за несколько часов до восхода солнца и начать читать стихи, учить их наизусть. И одновременно смотреть на Босфор. Считать корабли. Смотреть на аистов, которые по весне строят гнезда на печных трубах жилых домов. Купить у лотошника горячие симиты, посыпанные кунжутом, и с аппетитом съесть, пока не остыли. Насладиться кабачковой долмой в гостеприимном доме. Или медленно цедить чай цвета «прозрачного кирпича» в турецкой кофейне.
Культуролог, автор курсов «Литературная кухня», «Креативный текст», «Креативная коммуникация» и «Литературный гардероб», Светлана Сидорова рассказала о Стамбуле и предчувствии скорого путешествия.
Опубликовано в журнале Seasons of life, выпуск 8
Архивные номера и новые выпуски в онлайн-магазине
«…И если вы чувствуете эту печаль, если вы ощущаете ее присутствие в городских пейзажах, на улицах, в людях, то порой она становится почти видимой, куда бы вы ни посмотрели, словно легкая дымка, поднимающаяся над Босфором…».
Орхан Памук, «Стамбул: город воспоминаний»
Когда-то в детстве на Черном море в Крыму из моих рук под порывом ветра вырвался надувной мяч и, прыгая над водой, стал отдаляться от меня с невероятной скоростью. Я долго смотрела ему вслед, пока он, подпрыгивая на волнах, не превратился в едва заметную точку и совсем не скрылся из виду. Тогда бабушка сказала мне, что мяч мой уплыл в Турцию, к берегам Стамбула. И каждый раз, на протяжении многих лет, приезжая к Черному морю, я смотрела вдаль и пыталась разглядеть (дело невозможное — между нами тысячи миль) другие берега. Иногда мне даже казалось, что где-то там, над горизонтом, в дымке проступают очертания города с удивительным именем Стамбул.
Этот город и вправду подобен видéнию. Когда-то он явился в пророческом сне жрецу из Мегар, и его соотечественники основали на живописном мысе, вдающемся в Босфор, древний Византий. Потом он снился императору Константину как новый, христианский Рим. И вот теперь он снится мне. Не знаю, каким он окажется в действительности, когда мы встретимся этой весной, но в моем воображении он слоист, как турецкая пахлава, орнаментален, как восточный ковер, зернист, как византийская мозаика Кахрие-Джами.
Если верить Бродскому, у этого города нет будущего, но у него есть прошлое. Я представляю это прошлое огромным ватным коконом, образовавшимся в течение веков вокруг этого места-пространства. В моем представлении он похож на волшебный город-призрак. На секунду закроешь глаза, откроешь их снова, а он уже исчез.
Отношения со временем у этого города особые. Если верить Орхану Памуку, время здесь можно останавливать, лишь коснувшись пальцем маятника часов, и с такой же легкостью снова запускать по своему желанию. Кто или, скорее, что знает о времени здесь больше всего? Может быть, вода, мерно капающая в двух сохранившихся со времен римских императоров цистернах? Мне кажется, что, спустившись в эти подземельные колоннады, можно проникнуть в живые сны Константина Великого. По крайней мере, услышать голос его невидимых сновидений. О времени много знает и трамвай, в котором я мечтаю прокатиться по проспекту Истикляль. О времени знают тысячи вещей в лавках антикваров в Чукур- джуме. И старый восточный чинар, в ветвях которого живут горлицы в саду Эмирган, знает о времени больше, чем человек.
Сюда всегда бежали от личных трагедий. Константин, казнивший сына и жену, бежал сюда из Рима, точно от самого себя, выстроив крепостные стены невероятной толщины (Бродского, которого почти ничто не тронуло в Стамбуле, фрагменты этих стен поразили в самое сердце). Агата Кристи мчалась сюда из Европы на восточном экспрессе, убегая от разбитой любви. Провела здесь несколько дней и отправилась с вокзала Хайдарпаша дальше на Восток, в Багдад, навстречу новой, молодой любви. Этот город был всегда между. Между Западом и Востоком, между европейской и азиатской частью, между Старым городом и Новым, между жизнью и сном, между утраченным и обретенным, между реальным Галатским мостом и несбывшимся мостом Леонардо, спроектированным, но не осуществленным. Недаром Патрис Леконт снимал именно здесь свой контрастный черно-белый фильм «Девушка на мосту», точно в пространственно-временном зазоре между безмолвием и красноречием любви.
Этот город может собирать печаль, в том числе и любовную, по крохам, по капелькам. И потом, как фокусник, в дымке встающего солнца развеивать ее над водами Босфора. Этот город учит побеждать меланхолию. Рецепты можно найти в книгах Орхана Памука. К примеру, чтобы победить тревогу в себе и восстановить гармонию с миром, достаточно проснуться за несколько часов до восхода солнца и начать читать стихи, учить их наизусть. И одновременно смотреть на Босфор. А потом считать корабли, плывущие по Босфору. Просто вести им счет. Хочу проверить это антипечальное средство на себе, когда приеду в Стамбул. Буду вставать до рассвета и вместо стихотворений читать Памука, бесконечного, как мантры. Зачарованно перебирать слова, как четки — по кругу… И еще, чтобы утолить печаль, можно рисовать птиц, как советуют герои Памука. Ласточек и горлиц. И смотреть на аистов, которые по весне строят здесь гнезда на печных трубах жилых домов. Или купить у лотошника горячие симиты, посыпанные кунжутом, и с аппетитом съесть, пока не остыли. Или насладиться кабачковой долмой в гостеприимном доме. Или медленно цедить чай цвета «прозрачного кирпича» в турецкой кофейне.
И еще мне кажется, что, если пройти по Гранд Базару ранним весенним утром, можно ощутить на себе, что Стамбул — это место, где не человек дотрагивается до вещей, а где сами вещи касаются человека. Не заслоняют его собой, а вбирают его вместе с его историями. Вот почему мне очень хочется найти в Чукурджуме трехэтажный дом, выкрашенный в цвет восточной зари. Дом, который пока пустует, но который ждет обитателей со дня на день. Здесь будут жить личные вещи людей, связанные с их жизнью и с их любовью: билет в кино, табакерка, игральные карты, бабушкина шкатулка, пуговица в форме раковинки, листок отрывного календаря с рецептом сырного пирога, брошка с бабочкой, женская сережка… Этот дом и есть будущий Музей Невинности (или правильнее сказать, Целомудрия), уже описанный Памуком в одноименном романе. Дом-воображариум, ставший зримой реальностью. И уже сейчас я предчувствую, что утраченный мною много лет назад надувной мяч, похожий на земной шар в миниатюре, я отыщу именно здесь, в Музее Невинности/Радости/Утешения/Очарованности/Странствий/Счастливых воспоминаний/Боли и Благодарности/Вечного счастья/Чести и Уважения.
В этом Музее Жизни — в Стамбуле.
