Кажется, все тексты написаны и истории рассказаны, а Борхес и того свел все литературные сюжеты до четырех основных. Совершенно уникальных историй не существует, но есть уникальные голоса, которые рассказывают их по-новому. На курсе для начинающих и подуставших авторов «тексТы» Школы Seasons участники учатся писать о себе, снимать авторскую немоту, легализовывать свой опыт и фиксировать его на бумаге. И пять недель работают над сквозным текстом — от нащупывания темы до саморедактирования.
Собрали несколько финальных текстов участников третьего потока — личные истории об отношениях с местами, людьми, собственными воспоминаниями и поисках своего культурного кода.
Последний в этом учебном году поток курса «тексТы» стартует 24 мая и на него еще можно записаться по старой цене. В таком виде курс больше не повторится, но к следующему учебному году авторы курса, редактор Юля Григорьян и психолог Настя Матрохина (Александрова), готовят новые программы для начинающих, непрофессиональных и продвинутых авторов.
Работы выпускников
Спасенный артишок. Надежда Юдина
В апреле 2024 года, во время вынужденной эмиграции, мы поселились в маленьком городе Роверето на севере Италии, в часе езды от Вероны и в двух — от Венеции.
Здесь, как и во всей Европе, популярны фермерские рынки. Я в жизни не ела масла и сливок вкуснее, чем у Паоло, и меда — слаще, чем у Августы с субботнего рынка. Морковка тут маленькая и кривая, зато сочная и хрустящая, картошка для запекания всех цветов и размеров. За только что испеченным хлебом всегда очередь.
У прилавка с деревенскими яйцами итальянцы успевают обсудить «двойки и пятерки» детей в школе и помолвку сына ювелира с дочерью булочника. Можно даже ничего не покупать, а только пройтись, слушая сладкую, как мед Августы, итальянскую речь. В воздухе разлита радость выходного дня, солнце пригревает, неизбежно пахнет весной.
В одну из таких суббот муж пошел на рынок без меня. Вернулся домой с упругими помидорами, пучками игривого укропа и ароматного базилика, маслом, хлебом и звонко хрустящими огурцами. Достал из сумки несколько свежесрезанных артишоков и торжественно объявил, что будет их запекать.
Я не могла оторвать глаз от лежащей на столе красоты: на невысокой толстой ножке сидела шишечка из идеальных чешуек; цвет ее переливался от темно-коричневого до фиолетового с редкими зеленоватыми прожилками. Артишок был приятный на ощупь и неуловимый на запах — он сразу стал своим, родным. Мне показалось кощунством его готовить и есть. «Только через мой труп готовить такую красоту!», — сказала я и, взяв из кухонного шкафчика темно-зеленую приземистую, купленную на какой-то барахолке, вазочку, поставила его в воду.
Артишок напился воды, благодарно потяжелел, набух. И начал раскрываться.
На ужин была жареная на сливочном масле картошка с луком и печень. Артишок стоял на столе. Семья в полном составе была счастлива.
Теперь, покупая артишоки, мы всегда оставляем один для украшения стола, а свой секретный рецепт запеченных артишоков передаем друзьям и даже местным.
Память, как форма любви. Светлана Чернышева
В детстве я ни разу не была в картинной галерее, но много о ней читала. Я представляла большие залы с высокими потолками, где время замирает под вуалью торжественности и красоты. Стать художницей не получилось — вместо картин и рам я коллекционировала истории в синем блокноте. Маленький серебряный ключ открывает дверь в музей моих воспоминаний.
Зал номер 9. Автопортреты детства.
Нарисованные складки халата и мягкий свет рассказывают мне, как мама пахнет мягкой пудрой, а папа – травой и кофе.
В детстве я часто осторожничала. Выучила формулу: если делать как сказали взрослые, они будут довольны, а я — умница. В песочнице лучше не играть, потому что испачкаюсь; в гости с ночевкой не ходить — чужие же люди; и не лезть на верхнюю полку шкафа – там мамины секреты.
Я сделала неразрешенное и мне очень понравилось, ведь я нашла сокровища. Большой конверт с письмами юности, открытки и рисунки, которые потрескались от переизбытка чувств. Папины забавные картинки с Леопольдом и мышами, которые разыгрывали перед мамой бумажный театр. С легким наклоном буквы «Леночка, я скучаю», признания, исповедания и настоящая влюбленность. Так я впервые очаровалась словами на бумаге.
Зал номер 21. Фламандский натюрморт.
На столе тарелки, переполненные гниющими фруктами, отрезанный лимон, цветы с еле заметными кузнечиками, дичь и правда. Правда лежит во главе стола, как пойманный зверь, но охотничьи собаки бесшумно обходят ее. Опасная оказалась поимка.
Помню, когда столкнулась с ней впервые. Был декабрь. Я пряталась в Октябрьском переулке, признавалась одновременно в предательстве и любви. Меня разрывал ядовитый и лечебный поток. Он касался каждой клетки внутри, обтекал лёгкие, давил на сердце, спускался к рукам и щипал глаза. У висков правда била сильнее всего, с каждым разом громче и громче, посылая сигналы о спасении.
Хорошо, что рамы с толстые переплетами золотых нитей не дают картинам сокрушиться. Без них они потеряли бы силу держаться перед тысячами глаз.
Зал номер 26. Искусство поздней классики и эллинизма.
Взглядом глажу кисти рук, через них ощущаю весь спектр чувств одновременно. В этом зале нагота – не уязвимость, а сила. Наружу настоящие чувства: потери, отчаяние, страх, упрямство, злость и любовь.
Смерть оголяет сильнее всех, сколько бы слоев одежды ты не нес в чемодане, останешься голым, как только она решит забрать кого-то родного, ударив под дых.
Мне нравится бродить по моему музею. Открывать двери и воспоминания. Видеть, что все когда-то созданное мной, дает ключи к настоящему — моему любимому залу номер 27, где нежные статуи шагают из куска мрамора в свободный полет. Они больше не боятся расколоться или разочаровать зрителей. А я — любуюсь и горжусь их смелостью.
Я — Утро. Мария Мукминова
Если бы вы были временем суток, то каким?
Я — утро.
Жаворонок, заря, свежесть, туманная сладость. Еще есть время всё успеть.
Хочешь изменить мир — начни с себя. Утром я делаю первый шаг. Пусть к вечеру что-то может пойти не по плану — просто начну вновь. «Утро вечера мудренее» — говорила мне часто мама, и, конечно, была права.
Утром отступают страхи. Громкость произошедших накануне событий затихает. Всегда есть силы, даже если казалось, что батарейка безнадежно разряжена. Передо мной чистый лист нового дня.
Обжигающая — ледяная, обжигающая — ледяная, и так трижды по кругу контрастный душ. Мои клеточки просыпаются, потягиваются. Время года не играет роли, но невозможно отрицать, что весна по-особому обнимает душу. Для меня весна — утро.
Утром море по колено, и я разрешаю себе быть собой в тихом городе. По количеству машин на дороге и свету придорожных фонарей могу определить время. Утро — это момент для честных разговоров и объятий с детьми. Окутанные сладким маревом, поеживаясь от утренней прохлады, мы вместе начинаем день. Я уверена, в младенцах заложено естественное понимание законов природы, они просыпаются на рассвете и засыпают с заходом солнца.
Воскресный завтрак или утро рабочего дня — неизменны сырники и кофе. Таков мой ежедневный ритуал для внутреннего равновесия.
Приходите в гости, можно утром. Ведь если я — утро, то вы — мое солнце.
Папа. Ирина Тульчинская
Осенью 2011 года мы путешествовали по Италии. Первым посещенным городом был Рим. Гуляя и осматривая достопримечательности, мы наконец вышли к площади Святого Петра. Вдруг толпа волной хлынула куда-то, и мы за ней — посмотреть, что там. В окне собора появился Папа Римский. Люди воспринимали его восторженно, это передавалось и нам. Папа всех нас поприветствовал и благословил. От избытка полученных впечатлений, пиццы с анчоусами и воды из уличного фонтанчика, я чувствовала себя так, будто заболеваю. Но это было приятно.
Позже мы узнали, что по воскресеньям в полдень такое случается. В тот момент на площади Святого Петра я почувствовала, что Италия приоткрыла нам свою душу.
Потом мы неслись на ярко красной Феррари по улицам Моранелло, а инструктор все настаивал: «Push, push!». Плыли по каналам Венеции, а гондольеры зычно и по-дружески окликали друг друга, почти как наши рыбаки на реке. Осторожно шли по деревеньке Комо, прислушиваясь в тишине, как где-то побрякивают лодочки и плещет волна. Неожиданно сквозь рассеивающийся туман проявляется склон горы, деревья с хурмой и, наконец, озеро.
Оказалось, что местные жители говорят по-немецки, так как недалеко Австрия. В семейном кафе на мою просьбу «какао», хозяйка радостно кивает и приносит чашку щедро растопленного шоколада.
Мы много всего увидели, побывали в разных городах, пережили чудесные мгновенья. Но первую встречу не могли забыть и все ждали, что вот-вот окошко откроется, и мы вновь удивимся: «Папа?!».
Всё ещё лучший город на Земле. А.Б.
Теперь моя бести пишет мне, когда Москву атакуют. Прошло шесть месяцев, как я переехала в столицу. Год до этого я выла четвёртой сестрой Прозоровой: «Ах, Москва, моя Москва». И вот я здесь.
«После чумы город никак не изменится, у чумы нет такого административного ресурса, чтобы Москву унять, Москву поменять», — писала в пандемию Женя Некрасова в поэме «Домовая любовь». И я радовалась: «Москва всё сдюжит».
Помню свой первый отпуск здесь весной 2019 года — сирень, велосипеды ВТБ и тёплую от солнца чёлку. Когда я вернулась в Иркутск из столицы, кричала направо и налево: «Москва — лучший город на Земле», и никто даже не спросил почему.
Потом полтора года в Черноголовке («Нет, до Москвы я не доросла»), ещё полтора — в Иркутске («Можно было и не уезжать»), год — на Кубани («Обещали, что переведут в Москву через два»). Перевели через один.
Так и сбываются мечты? Первая неделя жизни тут — вприпрыжку. Радовало всё: новый дом, дорога до офиса на 1905 года, люди в метро, солёный миндаль из «ВкусВилла», фильтр-кофе. А потом ещё пять месяцев и три недели — превозмогая.
Трудно всё. И бесит всё. А больше всего — то, что помнишь постоянно про сирень, велосипеды ВТБ и тёплую чёлку. А ничего тот факт, что прошло шесть лет и чёлка уже трижды отросла?!
Даже этой чуме не хватило административного ресурса, чтобы поменять Москву, но хватило, чтобы поменять тех, кто Москву собой заполняет. Я не узнаю их и себя. И теперь бегу за Москвой, вопрошая: а давай как будто у нас чемпионат мира по футболу или Gorillaz в Парке Горького?
Ну или хотя бы… Я злюсь на Москву, всё ещё лучший город на Земле, за эти перемены, я их не выбирала, мы так не договаривались. И в то же время люблю, потому что она всё-таки сдюжила и дождалась меня.
Сдюжу ли и дождусь ли я?
Русский код. Лена Иванова
В прошлые выходные купила красное худи с мухомором. А на берёзовые колготки, белые в чёрную черточку, дурнины не хватило. Видимо, ещё не доросла. Или не опустилась. Фольклорный китч, скажете вы? Нет. Это же чистый русский код.
Сейчас он мне очень нужен. Мы проектируем территорию поселка на Валдае. Архитекторы говорят: «надо начинать с концепции», «распаковать идею», «выявить культурный код».
Странно, вроде я русская, родилась с предустановленной программой «Культурный код». Проблема в том, что инструкцию к нему не вложили. Свой код не могу вытащить, не умею, но и чужой принять не могу.
Что не так? Сейчас русский код в моде. На нём строят бренды. Но часто он какой-то колхозный, что ли? Избинг, фольклорный китч. Я не против красного и белого, люблю матрёшки, самовары и кокошники. Они создают ощущение, что мир-ярмарка, где всё кипит, сверкает и поёт. Но это же только снаружи.
Настоящий русский код — как селёдка под шубой. Многослойность несочетаемого. Копнёшь — гречка, борщ, котлетки с пюре и компот. Но не чай.
Потому что чай — это не просто чай, а социальный ритуал. «Заходи на чай» не значит «выпьем чаю». Это значит: «Сейчас мы обсудим вселенную и цены на картошку».
Чуть глубже — медведи, слёзы берёзы и балалайки, живущие где-то в архетипах.
Ещё глубже — офицерская честь и великое раздолбайство, удивительно мирно сосуществующие в одном человеке.
А на самом дне — надрыв, вселенская тоска и бабушка, молящая одеться потеплее.
И в самой глубине — авось как главный алгоритм русской жизни. Это не безответственность и не оптимизм. Это глубинное знание, что мир устроен нелогично. Но иногда эта нелогика оказывается на нашей стороне. Когда никакого плана нет, но реальность каким-то образом всё равно складывается в узор, похожий на план. Во что-то новое, странное, непредсказуемое, но работающее.
Мир нелогичен? Отлично, мы тоже.
Мир хаотичен? Ну и ладно, разберёмся.
Русский человек кидает взгляд в небо, закуривает, говорит «авось» — и реальность подстраивается под его наглость.
Вот такой мой культурный код: между космосом и красным худи с мухомором.
Читайте также:
По понедельникам будем присылать
письмо от команды, а по пятницам —
подборки лучших материалов
