Писательница и публицист Полина Санаева напоминает нам о том, как важно изголодавшейся по теплу душе скорее прикоснуться к чему-то живому, и цветущему!
Полина Санаева
Когда экскурсовод в Вероне как-то сказала, что весна в Италии начинается вскоре после Рождества, я подумала: в Дагестане зима длиннее всего на месяц, в начале марта уже налетают теплые ветерки, в конце зацветают вишни, а в апреле «начинается» клубника.
Начало апреля — опасное время. Уже много раз я уезжала в Дагестан именно при таком контрасте в атмосфере: в Москве местами снег, временами заморозки, а там бутоны на фруктовых деревьях набухли, вот-вот лопнут. Тогда меня охватывает тревога, будто пропускаю что-то важное.
Как можно сидеть в пыльном офисе, пить воду из кулера, когда где-то цветут абрикосы?
Так запускается ежегодный экзистенциальный кризис и пересмотр жизненных приоритетов. Начинает казаться, что я трагически ошиблась, живу не там и занимаюсь не тем: как можно сидеть в пыльном офисе, пить воду из кулера, когда где-то цветут абрикосы? И еще аргумент, как мне всегда кажется, очень разумный, логический: «Зачем все это, если я не могу понюхать цветущую вишню?» А также яблоню, черешню, сливу, айву и персик.
Персик цветет крупными малиновыми цветами, похожими на магнолиевые. Персику нужно больше тепла, чем абрикосам, поэтому персиковые сады лишь на равнине. Например, в Каякентском районе, там, где виноградники, целебные грязи, плавные контуры гор и долин. Время от времени долины наполняются морским воздухом, он смешивается с горным и так дышится! Будто все хорошо и это навсегда.
Выше персики не вызревают, не успевают — выше 1500 метров над уровнем моря на случайных персиковых деревьях в сентябре-октябре можно встретить маленькие зеленые плоды. Наверное, их сажают ради цветения.
И вот я все это это представляю, глядя на степлер и магнитную доску, полную производственных задач. Какое-то время терплю, но то и дело наплывает картинка — деревья, покрытые цветами, вдали несколько вершин еще в снегу, а на земле лепестки, лепестки…
Звоню директору сельской школы, что высоко-высоко в горах, после разговора «о делах» зачем-то спрашиваю:
— Абрикосы зацвели?
— Да. Вчера.
— А у нас 3 градуса. И дождь.
Нет, я знаю зачем спрашиваю и знаю, что лучше не надо. Решение принимается где-то на уровне обоняния. Я хочу унюхать что-то живое – в апреле уже пора! А в городе цветы только в стеклянных магазинных холодильниках. Иногда я выдергиваю иглу у елки в лесу и тщательно растираю в ладонях, пытаюсь извлечь запах хвои, но он исчез. И не только у тех елок, которые продают к новому году. Наверное, этот запах пора занести в Красную книгу.
Иногда я выдергиваю иглу у елки в лесу и тщательно растираю в ладонях, пытаюсь извлечь запах хвои, но он исчез. И не только у тех елок, которые продают к новому году. Наверное, этот запах пора занести в Красную книгу.
После пары фото с натуры в вотсап (крупным планом распустившийся цветок, энергичные пестики и тычинки), неожиданно для себя и особенно для своих работодателей, беру билет «Москва — Махачкала». Прилетев, в Махачкалу я не заезжаю, мне — в сад. Нет, одного мне мало — я начинаю охотиться за цветением: чем выше, чем позже. Сначала Гергебиль, потом Чирката, Ингиши, Ботлих. Садов везде много, абрикосы столетиями были для горцев и едой, и лекарством, и валютой. Теперь многие (бывшие колхозные) сады заброшены, но в пору цветения их неухоженность не бросается в глаза. И когда идешь между цветущими деревьями, и солнце просвечивает их насквозь, это наполняет необъяснимой радостью, словно получаешь отмашку, разрешение на «жить и радоваться». Это самое близкое к счастью из всего, что я знаю.
Читайте также:
По понедельникам будем присылать
письмо от команды, а по пятницам —
подборки лучших материалов
