Песни этой девушки легки и невесомы. С ними хочется просыпаться, пить какао, дуть на одуванчики и бежать за мечтой.
— Саша, вы из тех людей, что умеют создавать миры, а в чьих мирах вам самой хотелось бы жить?
— Ну, в данный момент я живу в мире своего нового альбома, который мы выпускаем с Оркестром «Сириус» — это моя любовь и гордость. Это идеальное сочетание инструментов, которое я искала на протяжении очень долгого времени.
А вообще, мне хочется жить в мире, где люди отзываются, где люди ответственны за свои поступки, не перекладывают вину за свои ошибки на других и ищут ответ не во внешнем, а внутри себя.
Это, пожалуй, мой идеальный мир.
Если говорить о мирах других музыкантов, то, надо признаться, последнее время я все больше слушаю Дебюсси, Сати и другую классику. Видимо, становлюсь старше.
— А музыка с тобой давно случилась?
— Я начала заниматься музыкой в 2012 году. С тех пор пробовала различные аранжировки для своих песен: были эксперименты с контрабасом, электрогитарой и барабанами, виолончелью, аккордеоном и даже тубой. Но всему свое время.
Я считаю, что важно не только найти инструменталистов, которые хорошо играют, но, прежде всего, найти людей, которые совпадают со мной внутренне. Сейчас я понимаю, что все эти годы ждала, когда встречу именно своих людей. Мы очень чувствуем друг друга и прекрасно дополняем.
— И как же состоялась эта встреча?
— Со всеми по-разному. С Женей Корытовым (кахон) мы познакомились в Праге на международном фестивале русскоязычной культуры.
С Ульяной Волковой (виолончель) — через общего друга. Я просто написала ей сообщение в VK, предложив выступить на презентации в «16 тонн» в прошлом году. Она согласилась, а потом я поняла, что больше без нее не могу. Виолончель — вообще мой самый любимый инструмент, а Ульяна и виолончель — это великолепное сочетание. Помню, как мы ехали на эскалаторе в метро и она что-то рассказывала, а потом говорит: «Знаешь, я поняла, что я рождена для того, чтобы играть на виолончели».
Мишу Макарова (скрипка) привела Ульяна, они вместе учились в Музыкальной Академии им. Гнесиных.
А с Игорем Русских (гитара) мы познакомились очень давно. Игорь — удивительный музыкант, он играет на барабанах, на басу, пишет сольный материал, а для одной из песен прошлого альбома прописывал альт.
Мы собрались все вместе, поиграли. И все — пазл сложился. Я поняла, с кем хочу делать следующий проект.
— И о чем ваш новый проект?
— Может быть, я идеалист, но я верю в то, что изначальная природа каждого из нас — это ясность, осознанность и щедрость. Я каждый день учусь видеть даже в печальном и неприятном что-то красивое и настоящее.
Я несколько лет работала с детьми и последние полтора года перед декретом занималась тем, что объясняла современное искусство детям. И всегда им говорила, что искусство прекрасно тем, что в нем нет правильных ответов. Так что на вопрос «Что хотел сказать художник», а в данном случае «О чем поет художник» можно ответить так же: о чем бы я ни пела, каждый услышит что-то свое, и это всегда будет правильным ответом для того, кто слушает.
— А как вы решились так поменять род занятий?
— Впервые я решилась на то, чтобы сказать что-то миру, когда мир сам предложил мне это сделать. Другими словами, ситуации начали складываться так, что мне все чаще предлагали петь свои песни, и я пела. Просто потому, что мне хотелось их петь. Людям нравилось, и я пела еще.
Однажды мы играли в Петербурге концерт, на который пришло около 10 человек. Казалось бы, полный провал. Но я подумала, что надо быть честной и идти до конца, то есть выложиться по полной, как будто в зале 100 человек. Это очень сложно, гордыня начинает атаковать тебя со всех сторон. Внутренний голос говорит: «ну и кому вы нужны, вас никто не хочет слушать». Это испытание.
Но после концерта ко мне подошла девушка и сказала, что она хочет, чтобы я знала, что на свете есть хотя бы один человек, в сердце которого играет моя музыка. Так и сказала. Мне эти слова запомнились навсегда.
— А чем еще наполнена ваша жизнь?
— Кроме музыки, моя жизнь наполнена моей маленькой дочкой Мартой и еще я учусь на психолога, хочу заниматься музыкальной психотерапией. Кстати, на нашем новом альбоме — «Аласкавль» одна из песен посвящена Марте. Это размышление на тему того, кем я должна быть для нее.
Сейчас, когда я прижимаю ее к себе, знаю каждое ее движение, понимаю любой взгляд, мне сложно представить, что когда-то она полностью станет отдельным человеком. Сейчас кажется, что это произойдет не скоро, но между этим моментом и тем, когда она станет взрослой — один щелчок пальцев.
— Вы же еще на французском поете?
— Да, в альбоме есть песня на французском. Мне давно хотелось написать что-то на французском. А тут Миша Макаров, наш скрипач, сочинил тему, я послушала и поняла, что это должна быть французская песня. Она получилась очень атмосферная.
Потом я вспомнила, как после нашего первого квартирника в Seasons Ольга Сергеева (главный редактор Seasons of life), сказала нам, что нам надо бы петь на французском. Так что ее пожелание естественным образом сработало.
— Вы производите впечатление очень хрупкого человека… как вы справляетесь со всем?
— Мы скорее сильны и непроницаемы, чем хрупки и уязвимы. Я уверена, что ничего бы не получилось, и нам бы никто не помогал, если бы не эта сила. Мы настоящие. И делаем это от чистого сердца, как бы банально это ни звучало.
Конечно, очень много сложностей приходится преодолевать все время. С одной стороны, есть интернет, который, по сути, позволяет любому музыканту быть услышанным, но теперь приходится с таким трудом доставать из огромного количества музыки что-то стоящее.
Поэтому теперь у музыкантов другая проблема — нужно постоянно где-то мелькать, с кем-то договариваться, а мне это очень сложно дается. Я не люблю навязываться, поэтому делаю это всегда через силу.
— Ты не любишь выходить из зоны комфорта?
— Для меня самый комфортный образ жизни — это постоянное движение, постоянное развитие. Хотя с одной стороны — это парадокс, потому что развитие — это как раз выход за пределы зоны комфорта.
Когда родилась Марта, я оказалась в ситуации, когда все вдруг остановилось, каждый новый день был абсолютно таким же, как и предыдущий, времени на себя практически не было, но тогда я поняла, что ничего не остановилось, а масштаб сильно уменьшился, я стала смотреть на каждый день будто под микроскопом, замечать малейшие изменения и снова видеть и чувствовать движение, но с другой скоростью.
Я тогда пела круглые сутки, придумала десятки колыбельных, которые так никогда и не будут записаны, потому что я их все забыла. И, да, какое счастье, что для того, чтобы петь, ничего не нужно — просто петь.
— А у тебя есть рецепт, как сделать так, чтобы было хорошо, когда все плохо?
— Да никак. Я считаю, что все эмоции нужно проживать. Если плохо, то побыть в этом «плохо», наблюдать за собой, за своими чувствами, понимать, почему плохо.
И, главное, помнить, что все непостоянно, поэтому «плохо» обязательно закончится. Но и «хорошо», соответственно, тоже.
