Текст: Ася Шибанова
Фото: Георгий Безбородов
С отцом Алексием Уминским, настоятелем московского храма Троицы в Хохлах, мы изначально думали говорить о жизни прихода: в Троице часто проводятся квартирники и ярмарки, прихожане и священники собирают одежду для бездомных, ездят в детский хоспис «Дом с маяком». А разговор получился про свободу, возможность и силу человека любить, про радость настоящего бытия и то, как быть (и стать) самим собой.
Интервью было сделано в 2020 году.
Что такое церковь?
Церковь — это богослужение, таинство церковное. Это прежде всего причастие святых Христовых Тайн. Это общая молитва, которая людей объединяет в их духовном пути, их богообщение, это возможность исповеди и причащения, возможность общения со священником в том числе. Церковь — это живая семья. В этой семье люди и Бог живут единой жизнью, которую Господь дает человеку через его веру во Христа. Поэтому это не место только лишь для общественных собраний, а прежде всего такой таинственный организм, который апостол Павел называет «телом Христовым», а наш знаменитый философ, славянофил Алексей Степанович Хомяков, — «организмом любви».
Кем должен быть священник для прихожанина?
Моя ответственность — прежде всего перед моей совестью, моим пониманием себя, моего пути, моей веры, моих отношений с Богом, но не перед кем‑то. Ведь если я должен тебе, ты становишься должен мне, и если я выполняю свой долг, то будьте любезны мне за это воздать. Но я даже не жду воздаяния за священство в Царстве Небесном, это радость для меня — быть священником, это моя жизнь.
Но может ли человек жить только ради себя, или у него все равно есть ответственность перед другими людьми?
А какого человека мы берем?
Любого, существующего на Земле.
Нет, так невозможно. Так невозможно относиться к человеку. Любой человек — это не любой человек. Вы — это вы, а я — это я. Поэтому я думаю, что человека вообще не существует. Когда мы приписываем некоторому человеку вообще какие‑то свойства, какое‑то долженствование или какие‑то параметры, мы все время ошибаемся, все время говорим вещи слишком общие, банальные или не имеющие отношения к реальности. Существуете вы, существую я, человек существует как уникальная, неповторимая личность, одаренная Богом. Бесконечно одаренная Богом. И одаренная свободой.
И вот эту свободу человек может по‑разному понимать: так, как ему хочется. А ответственность, ответ на вопрос, «жить для самого себя или для кого‑то другого», происходит исключительно из понимания свободы. Если это понимание есть.
А что для вас свобода?
Вот вы такие вопросы задаете, которые мне очень интересны на самом деле. Но я все время смущен, потому что ответить на этот вопрос просто «свобода — это…», то есть формулой…
Мне не нужна такая формулировка.
Вот. Формулой ответить на этот вопрос невозможно. Но для меня свобода — это божественные проявления, и если я свободен, то только потому, что Бог есть. Потому что если Его нет, нет и свободы. Потому что она — то, что связывает меня с Богом. Эта свобода является основой моего творчества, моего отношения к другому человеку и к самому себе, моей любви. И это очень для меня непростое состояние. Потому что мы часто определяем наше отношение в категориях чувства. Например: «Я чувствую любовь». Любовь — это чувство?
Да.
Нет. Для меня любовь не чувство. Потому что если это так, тогда я могу какое‑то время нуждаться в ней, а какое‑то время — не нуждаться, хотеть любить или не хотеть любить. И если любовь — чувство, то тогда я могу им пользоваться в свое удовольствие. Это как с чувством голода: я проголодался — поел, а не хочется есть — не ем. У меня есть чувство жажды — я выпил стакан воды, а потом не пью, если у меня нет жажды. То же самое с любовью.
В этом смысле свобода и любовь похожи: это не чувства, потому что ты не можешь существовать в них время от времени. Как только ты перестаешь существовать в любви или свободе, ты перестаешь существовать. В тебе нет тогда ничего человеческого, потому что чувства, или эмоции, или инстинкты, или еще какие‑то проходящие вещи — они время от времени. А любовь — это жизнь. И свобода — это жизнь. И в этой жизни надо жить, а жить тяжело.
Поэтому легче всего не жить. И потому настоящей жизни, где есть присутствие любви и свободы, у людей в течение длинного-длинного периода их проживания от момента рождения до смерти бывает очень немного. Человеку вообще от жизни хочется все время отдохнуть. Выключить себя, переключить себя на что‑то — мы так и говорим: переключиться. То есть отстраниться от серьезного, активного процесса выбора, ответственности, существования, деятельности, и даже не деятельности, а дела — труда.
Потому что у нас есть подмены, про которые Бодрийяр пишет в замечательной книжке «Фатальные стратегии»: мы живем в такой период, где «рост» становится «разрастанием», «труд» превращается в «деятельность». Я бы выразил это таким образом: всякое вертикальное становится горизонтальным. Это очень похоже на то, как описывает апокалипсическое состояние мира апостол Павел: нет удерживающего (ап. Павел, 2‑е послание к Фессалоникийцам 2:7. — Прим. ред.), то есть вертикали. Человек же вертикальное существо, и у него иерархически все так распределено, что самое главное у него находится вверху, а все остальное — пониже. И когда нет удерживающего в вертикали, все стекается в горизонталь. И тогда на одном уровне — высшее и низшее, важное и неважное, и этот релятивизм лишает человека жизни как таковой, потому что разницы между добром и злом, между свободой и несвободой в мире уже нет, потому что все смешано.
Вы сказали, что человек не всегда живет, а как начать жить?
Для того, чтобы человеку жить, ему нужны основания. Причем очень серьезные. Человек чаще всего живет в этом мире, потому что ничего другого не умеет. Потому что его не спрашивали, хочет ли он жизнь получить.
У него есть потенциал, в том числе биологический, рождаться, быть ребенком, юношей, зрелым мужем, стариком и кончаться в своем биологическом проживании.
Но у человека есть еще то, что делает его человеком: его возможность и сила творить, переживать, жертвовать, созидать, делать выбор, говорить, радоваться, восхищаться, плакать, страдать и множество других вещей, свойственных лишь ему. И вот все эти вещи, присущие человеку как образу Божию, требуют огромного труда. А он дается человеку нелегко, потому что это постоянный выбор между добром и злом, это постоянное понимание того, что хорошо, что плохо, это «жизнь не по лжи», если цитировать классика, это постоянный ориентир на что‑то выше тебя, недоступнее тебя, что тобою никак не будет поймано и уловлено, чего ты никогда не достигнешь, потому что оно всегда будет вести тебя вперед и не даст остановки. Чтобы дойти до раскрытия божественных красот в себе, человек должен трудиться над собой: уметь признавать свои ошибки, видеть свое несовершенство, просить прощения, не закрывать глаза на самого себя. А это сложно, и легче этого не делать.
Но если трудиться сложно, то почему человек все равно стремится быть выше себя?
Ну это тайна, понимаете? Почему человек вдруг становится верующим в Бога, особенно в наше время, когда религиозное воспитание в семье — вещь довольно условная? Почему человек вдруг через какое‑то время осознает свою невозможность быть без Бога, начинает, непонятно зачем, Бога искать, о Боге думать, обращаться к этому неведомому существу, читать какие‑то книги, решать для себя вопросы Бытия, вопросы правды, не в земном преломлении, а в каком‑то более высоком, вопросы вечной жизни, вопросы смерти, страдания, вопросы такие, которые, в общем, условного нашего человека, о котором мы говорим с вами все время, не сильно заботят, а если заботят, то ненадолго?
Потому что обычно человек, когда встречается с горем, с бедой, с несчастьем в своей жизни, не знает, что ему делать, — он в полном недоумении, почему с ним это произошло, и сразу задает очень неправильные вопросы, спрашивает: «За что мне это?» А это вопрос, который не имеет ни смысла, ни ответа. А когда это случается с другим человеком, он вообще не понимает, как себя вести, и говорит: «Все будет хорошо», «У тебя все будет хорошо», — зная, что он врет абсолютно, зная, что он говорит неправду, зная, что он ничего не знает.
Но при этом ему удобнее так для самого себя, ему так комфортнее — закрыться от проблемы. Когда умирает кто‑то, он говорит: «Ну ему там, наверное, хорошо, ему там сейчас лучше, чем здесь». Но он не знает главного, главного не знает. Он не знает, что такое смерть, он не знает, что такое жизнь, он не знает, что такое страдание, он не знает, почему эта боль его пронзает или пронзает его ближнего, — он не хочет об этом думать. Он хочет об этом как можно скорее забыть или как можно дальше уйти от проблемы. И поэтому на очень многие вопросы, которые вы задаете, нет какого‑то специального ответа. Если б они были.
В христианстве одна из главных ценностей — смирение. Как понимаете это слово вы?
Для меня смирение — это когда человек очень хорошо понимает, кто он такой. Когда человек не имеет иллюзий о самом себе и отказывается от этих иллюзий. Когда человек не боится быть самим собой. Смирение — это точка опоры, от которой можно начать свой путь вперед.
Вы сказали «не боится быть самим собой». А что такое быть самим собой?
Понимать себя. Знать свою цену. Надо умному человеку казаться, что он умный?
Нет. Ну а если, например, человек труслив?
Он должен сказать: «Я труслив».
А если он хочет превозмочь это в себе?
Если я хочу превозмочь свою трусость, я прежде всего должен осознать, что я трус. Признаться человеку в себе самом бывает очень тяжело. Но это единственный путь, который дает нам возможность расти. Потому что, если я высок на фоне низких, это не значит, что я высокий. И если я хочу возвыситься над другими, я не должен унижать их. Поэтому я не ищу карликов, среди которых я стану высоким. Если я хочу вырасти, я должен знать свой рост, точку, на которую могу опереться.
Мне было бы легко использовать образ опытного седого священника, его продолжать, говорить умные слова. Но я прекрасно знаю, что происходит у меня в голове и в сердце, — то, чего вы не видите. И я могу на это закрыть глаза и стараться выглядеть привлекательным. Но если я этому поверю, если этому себя подчиню, если в эту игру заиграюсь, — Господи, помилуй.
Опубликовано в журнале Seasons of Life №58. Новые и архивные выпуски ищите в нашем магазине и у дистрибьюторов.
Читайте также:
