Жизнь как путешествие

За свои почти сорок лет Леонид успел разведать «забытые углы» почти всех частей света: Азии, Африки, Океании, Америки и стоящей на перепутье России. Итогом его экспедиций становятся этнографические находки, переведенные на язык статей, книг, документальных фильмов и фото-альбомов.

Этой весной он согласился отбирать работы детского конкурса «Дудл для Google» (кстати, уже можно голосовать за понравившиеся работы на странице конкурса). И, пока ребята рисовали, рассказывал им о природе Дальнего Востока — в «Мамином Садике», где мы и встретились.




Леонид, закончив МГПИ и не имея географического образования, Вы стали этнографом и даже членом Русского Географического Общества — как это случилось?

Я все-таки профессиональным этнографом не являюсь. Я — типичный городской житель. И в городе, где все на кнопочку включается и выключается, формируется соответствующая логика и представление о мире. Но когда ты оказываешься в условиях, в которых жили наши предки, жизнь развивается по другим законам.

И меня прежде всего тянуло к этим первобытным людям, чтобы чему-то у них поучиться. В конечном итоге городской житель соединился во мне с первобытным, и это сделало меня другим человеком, более приспособленным.

А когда Вы начали увлекаться географией?

Еще в школе. Это был единственный предмет, за который у меня всегда была пятерка. И в момент, когда страна начала открываться, я все свои деньги, силы и время вкладывал в путешествия. Так я стал экспертом в труднодоступных местах: начал снимать репортажи о последних первобытных уголках земного шара.

Получается, что эта любовь к путешествиям с детства? И Ваша любимая книга Даррелла, «Моя семья и другие звери», тоже детская.

Просто у любого человека внутри есть ребенок, и он всегда будет этими вещами интересоваться. И ребенка в себе нужно всегда поддерживать: живость, интерес ко всему, непосредственность. Эти качества остались у меня с детства. И они мне очень помогают общаться сейчас. Хотя бы потому, что многие племена еще находятся на детском уровне развития.

— Как вам приходят идеи путешествий?

В поездках я очень люблю заходить в магазины и листать альбомы о путешествиях. Иногда видишь какую-то картинку, и она накрепко застревает у тебя в голове. Появляется очень сильное желание там оказаться.

Такая ситуация была в Индонезии, где я увидел открытку, на которой на меня мчался невероятный всадник в очень странной традиционной одежде, в перьях, без седла, без стремян, только с уздечкой. В руках у него было копье, направленное на меня. Почему-то он меня поразил.

На открытке было указано: изображен традиционный обряд «посола», который происходит только на острове Сумба в Индонезии. Я начал интересоваться, что это за посола, что за остров Сумба. Целая история началась: даже профессионалы в Индонезии не знали, когда проходит эта битва.

И когда ты начинаешь тянуть эту ниточку, то вдруг оказываешься в другом измерении: там живут жрецы, ты сидишь в хижине, рядом с тобой очень древний старик, и на вопрос «Когда же посола?» он отвечает «Когда черви выйдут».

Какие черви? Откуда выйдут? Думаешь, может тебе переводят что-то не так.

Но в предсказанный день выясняется, что все море покрыто морскими червями: это знак того, что лунная богиня спустилась к людям. В этот день и начинается посола.

— Откуда тогда пришла идея взяться за реставрацию путевых дневников, тех, что легли в основу Вашего кругосветного путешествия?

Это связано со сном, который я однажды увидел. Мне снилось, что я иду где-то по Северу и нахожу круглые гальки, по краям которых древнерусскими письменами выгравирована надпись, что здесь-де проходила одна экспедиция и по ее следам проследовала другая. Во сне я эти гальки собрал и отнес в музей.

Через какое-то время у меня вызрел проект, он через меня пророс: я понял, что хочу сделать экспедицию по следам известных русских путешественников. Я брал дневники, выстраивал их маршрут и сравнивал, что было сто лет назад, а что сейчас.

Каково Ваше самое сильное впечатление, пережитое в путешествии? Пониманию, что их было немало, и непросто так сразу вычленить одно…

Да, потому что обычно самое сильное — это то, что пережито последним. Сейчас бы я вспомнил кругосветное путешествие и свое пребывание на паруснике. Мне надо было снимать кадры с мачты 60-метровой высоты: 100-метровый парусник с нее кажется маленькой лодочкой. Это примерно тоже самое, что залезть на 14-этажный дом по веревочной лестнице.

Мой первый подъем на эту высоту был на стоянке в Германии. Я до сих пор помню каждый хват руки, каждое движение.

Было ощущение, что я либо погибну, либо со мной сейчас что-то произойдет и начнется новая жизнь.

Когда я уже был наверху и с трудом сжимал руки, мимо меня пронеслась бабочка — ее сносило ветром. Я подумал: «Ну все, это знак. Вот и смерть пришла». А потом следом пролетела пара лебедей и села где-то поодаль. И меня это сразу как-то успокоило. И вот этот свой первый подъем я помню до сих пор.

С Вами постоянно приключается чтото подобное: то вы гонитесь за кабаном, то умудряетесь надеть ошейник трем спящим тигрятам за 20 минут. Что Вас так манит к рисковым ситуациям?

Если честно, я никогда их не ищу и за адреналином тоже специально не гоняюсь.

Мне как фотографу важен кадр. Такой, которого никто еще не делал. И для этого я могу пойти на грань.

И каждую экспедицию такая ситуация случается. И каждый раз я сам себя спрашиваю: «Ты в очередной раз влип! Зачем тебе все это?». И сам себе что-то невнятно объясняю.

— Сравнивая зарубежный опыт поездок и российский, какое у Вас впечатление осталось о родной земле?

Мне в России было тяжелее, чем в любой другой стране. У нас люди бывают более брутальными и жесткими в первое время общения. Потом, конечно, оказывается, что это теплые душевные люди. Просто на это нужно время. Ну и условия: тайга, низкие температуры. Настоящее выживание без дураков. Для меня путешествия по нашему северу были самыми трудными — и психологически, и физически.

В какие уголки России посоветуете съездить?

Из того, что доступно — я был потрясен Карелией и соседствующим с ним парком Кинозеро. Кстати, там недавно снимался фильм Кончаловского. Такие места я называю живыми: там современная жизнь одновременно соседствует с какой-то сказкой. И у нас в Кинозерье, читаешь записи этнографов: у местных бабушек сочетается современный мир, с телевизором, с новостями, с мифологическим миром, где Бормотуха может затащить тебя под воду.

Где еще можно встретить такие примеры соседничества культур?

Это районы крайнего Севера, Якутия, Ямало-Ненецкий район, Дальний Восток, где живут нанайцы. Там, где еще сохраняются традиции, где люди кочуют, остаются связанными с природой и живут для себя, всегда существует окошко в другой мир. Но тут нужен проводник, потому что без них там не разберешься.

Что бы Вы посоветовали взрослым, стремящимся путешествовать?

С любым человеком начни общаться — и выясниться, что у него есть мечта. Кстати, мечта эта очень часто связана с путешествиями, особенно у молодых. И постоянно этой мечте что-то мешает: кому-то не хватает денег, кого-то мама с папой не отпускают, кто-то рано женился — миллион причин.

Я бы посоветовал понять, в чем заключается мечта, а потом — попробовать ее реализовать. Не очень приятно находиться в определенном возрасте и понимать, что жизнь проходит, а мечта осталась нереализованной.


А в чем Ваша мечта?

На моих днях рождения все время собираются друзья и желают мне новых путешествий. Я, наоборот, мечтаю о самых простых вещах — семья, дети; то, что у всех есть, а у меня нет. И каждый год обещаю друзьям жениться.

Материал обновлен: 01-04-2015