Интервью взяла: Настасья Матрохина
Психолог Ирина Млодик о новом отношении к зрелости и ее возможностях, роли бабушек-дедушек в современной семье и тайнах, о которых непременно нужно рассказывать.
27 мая мы встретимся с Ириной Млодик в студии Seasons, чтобы обсудить и разобразаться, как оставаться собой в эпоху перемен. Подробности и регистрация здесь.
Ирина Млодик, кандидат психологических наук, практикующий психолог, сооснователь ресурса «Площадка» @mestogdemozhno
Про отрицание возраста
На Западе уже давно поняли, что люди 50+ тоже покупают услуги, продукты, путешествия, машины. Они становятся большой и важной частью общества, на которую направлен в том числе маркетинг. А у нас пока сохраняется фокус на молодость. В Сколкове недавно записывали программу про возраст 50+. Я говорила о том, что, конечно, этот возраст связан с тревогами, страхом быть ненужным, неважным, это время ухода привлекательности у женщин и сил у мужчин. Мои слова вызвали массу сопротивления у аудитории: «Не говорите нам про это, нет! Мы веселы, бодры, мы вечно молоды, давайте не будем про это!»
Если мы хотим сохранять это молодое состояние, молодое лицо, молодое тело, мы, по сути, отрицаем возраст. Но в борьбе со старостью она все равно победит, от нее невозможно бегать долго, а вот нормально воспринимать возраст надо учиться, понимая, что он позволяет нам с уверенностью сказать:
«Я что-то знаю, мне не надо доказывать, что я что-то собой представляю, да, мои года — мое богатство, я человек, который состоялся в том и в этом, у меня большой жизненный опыт».
Про время свободы
Юнгианские психологи говорят, что в жизни есть некие этапы: сначала нужно пережить детство, адаптироваться к нему, потом выполнить социальную программу: родить детей, поработать в профессии — на благо государства, на свое благо. А дальше переход на следующий этап — реализации себя. И это действительно прекрасный активный возраст, когда мы вырастили своих детей. Время побыть свободными — уже опытными, не такими молодыми, не такими дурными, может быть, не такими активными, но при этом еще достаточно много в жизни желающими попробовать и реализовать. И в какой-то момент после того, как мы отдохнули, у нас появляется желание этот накопленный опыт куда-то инвестировать, что-то отдать — внукам, стране, миру, профессии, семье, людям…
Я думаю, что сегодняшнее поколение 50+ создает новые правила жизни и показывает следующим поколениям, как можно проживать зрелость, а потом и старость.
От нас зависит, будут ли они бояться возраста. Поэтому, если мы будем жить активно, если в нашей жизни будет много интересного, мы будем довольны, то мы не потеряем связь с молодыми, потому что будем помнить, как это было с нами: и у нас были взлеты и падения, ошибки, разводы, вечеринки, радости, влюбленности и безумные поступки. Такие зрелые люди станут бесценным ресурсом для своего окружения, потому что именно они в трудную минуту скажут: «Ну, это же так естественно. Ты непременно справишься!»
Мне кажется, что стареть не страшно, если принимать каждый свой возраст, понимать его возможности и ограничения, и что это бесполезно — цепляться за молодость. Пока ты молод, делай все, что положено молодым: гуляй, покупай, рискуй! И тогда не будет хотеться продлить это время — «я что-то еще не успел». С другой стороны, и без депрессий тоже трудно. Когда мы видим морщины, локти болят или колени, невозможно переживать это радостно. А с другой стороны, хорошо, что пока болят только колени. Мы можем фиксироваться на том, чего у нас нет, а можем на том, что осталось и какую возможность мы пока имеем. Это позволяет ощущать себя счастливчиком практически в любом возрасте и при любых ограничениях.
Про «пенсию»
Сейчас очень меняется концепция старости. Раньше у нас не было возможности проживать с 50 до 80 активный возраст, потому что старость наступала рано, и все, что оставалось людям, — это дача и внуки. А сейчас у людей в 50, 60 и даже 70 лет достаточно энергии и много интересов, чтобы делать что-то еще — путешествовать, учиться, реализовывать давние желания. Плюс родители сейчас такие, которым в массе своей интересно и важно самим растить детей, они уже не хотят «скинуть» их на бабушек-дедушек.
Сейчас все больше изучают старческие болезни именно потому, что раньше люди до них просто не доживали. Но, с другой стороны, мы все равно от чего-то умрем — и какая у нас альтернатива? Умереть молодым? Вроде как тоже не очень. Если человек начинает в зрелом возрасте снова чему-то учиться, это отодвигает Альцгеймер и старение, потому что появляется смысл, цель, постоянно генерятся новые нейронные связи. На Западе это давно используется — там многие люди в возрасте изучают языки, идут на какие-то курсы, даже получают еще одно высшее образование или степень. Самое печальное — когда уже ничего не хочется. Если жизнь теряет смысл, тогда, конечно, болезни начинают комом накатываться, и достаточно быстро человек умирает или приобретает деменцию, что, в общем, тоже смерть, только психическая, и она тяжелее для окружающих, поскольку с человеком в деменции непросто жить.
На самом деле нам не избежать старческих болезней. Понятно, что если мы следим за собой, не переедаем, не курим, много не пьем и всячески здоровый образ жизни ведем, то, может быть, у нас будет более активная старость, но не факт. Потому что кроме этого ЗОЖ, которым сейчас все очень увлечены, еще же есть психическая жизнь. А ее качество зависит от того, одинок ли ты или у тебя есть друзья, супруги, дети, внуки, чем твоя жизнь наполнена, чувствуешь ли себя нужным и так далее.
Еще, конечно, имеет место наше искажение в плане того, что нам все время кажется, что рай где-то в другом месте (в Гималаях, в итальянской деревне), что там как-то все правильно делается и люди живут лучше, чем мы. Действительно, наверное, где-то кто-то что-то правильно делает или появляются здоровые идеи, но на самом деле рай — это то, что ты сам создаешь. Или не создаешь.
Про роль бабушек и дедушек в современной семье
На мой взгляд более правильная ситуация — это когда старшие члены семьи немножко на дистанции, когда у них есть свои дела, своя реализация. И они время от времени могут взять день-два или неделю — просто побыть с внуками. Если, например, бабушка слишком контролирующая, родителю кажется, что он какой-то недородитель. Когда мы доверяем нашим взрослым детям, мы понимаем, что они вполне себе неплохо справляются с родительской функцией. А наша задача другая, маленькая — любить, заботиться по-своему…
Бабушка — это же любовь в чистом виде! Приходят внуки — их надо побаловать, покормить вкусненько, уделить время, поиграть, поговорить, порасспрашивать про их жизнь.
Это то, на что у родителей иногда нет времени. А у ребенка это откладывается как большая благодарность, как идея о том, что придешь к бабушке и на тебя посмотрят любящими глазами. И тогда бабушка воспринимается как ресурс. Хотя, конечно, есть бабушки, к которым не хочется приходить.
Часто взрослые клиенты психологов говорят, что выжили только благодаря бабушке. Допустим, родители были в чем-то своем, или куролесили, или контролировали, ругали, не понимали, но была бабушка, которая давала эту безусловную любовь. Неважно, в чем она проявлялась — в пирогах ли, в разговорах ли, просто ли в бытии рядом, — но через это ребенок понимал, что есть кто-то, кто его любит. Потому что родитель часто в своей тревоге или в каких-то своих жизненных задачах, он не может давать любовь. А без любви жизни нет нормальной, конечно.
Детям нужен объект под названием «бабушка-дедушка», нужны старшие — это возможность видеть линию будущего: «Как я буду жить дальше? Что меня ждет впереди?»
Ну и плюс у них появляется желание отдавать в ответ, потому что они чувствуют, что и им дают внимание, сочувствие, любовь. А родителю хочется отдать то, что тот сам ребенку в детстве дал. И если это были тревога и контроль, именно их он и передаст дальше. И когда наши родители начинают стареть, что нам, взрослым детям, хочется отдавать? «Мам, а ты поела? А ты таблетки приняла? А ты к врачу обратилась?» Чем мы напитались, то мы потом и отдаем.
Мы не приходим и не говорим: «Мамулечка, ну что ты, как ты, что ты сегодня смотрела, что ты думала?» Мы с родителями общаемся в основном с точки зрения жизнеобеспечения, медицинского обслуживания и контроля. Что мы отдаем детям, то нам и возвращается. И внукам соответственно.
Этот взаимообмен и то, что сейчас снова появляются ценности семейных связей, — очень важно, потому что это тоже создает ощущение пребывания в чем-то большем, чем я один. Я нахожусь в ситуации рода.
Про семейные тайны
Хорошо бы писать мемуары. Необязательно публиковать, но написать биографию семейную, про всех, кого ты помнишь, про события, которые застал, — это очень даже неплохо. У нашей страны и у каждой семьи своя история и своя травма (а то и не одна), и она будет влиять на то, как мы живем. Но в этой родовой истории всегда есть, кроме проблем, и много вдохновения: там есть ресурсные люди, которые прожили, например, сто лет, или люди, которые изменили историю, или люди, которые выдержали тяжелые испытания.
Но, к сожалению, секретов в семьях все еще много, нам с детства говорили: «Не болтай, не рассказывай, целее будешь!» Поэтому следующие поколения часто не понимают, что происходит, — почему дедушка вдруг пьет, или периодически ругается, или во сне кричит… Ему, может, никто не рассказал, что дедушка был на афганской войне, или в плену, или где-то еще. И тогда детям кажется, что какие-то сумасшедшие люди вокруг них. А этим старшим просто достался тяжелый кусок жизненной истории, истории страны. Поэтому все-таки лучше рассказывать, не скрывать. Даже если были тюремные заключения — неважно, по каким делам. Когда мы не знаем чего-то, это начинает нами управлять. А когда знаем, мы можем это переработать, завершить этот круг.
Про страх смерти
Мы часто думаем о себе как о ком-то нарциссически могущественном: «Есть я — и моя личность суперценна». И тогда смерть кажется несправедливостью: как я, такой великий и прекрасный, с таким тонким душевным миром, — и я сейчас умру? Это же безобразие! А можно мыслить иначе. Как у Басты в песне: «Когда меня не станет, я буду петь голосами моих детей…»
Идея-то в том, что мы песчинки, нас просто смывает морем, и появляются другие песчинки. Мы в чем-то очень маленькие, обычные. Окей, есть такой круговорот в природе, и я — часть этого круговорота.
У верующих людей страх смерти зависит от того, какое у них вероисповедание, и даже от того, какой священник. Если священник говорит тебе о Боге как о карающей фигуре, о каком-то бесконечном грехе (а мы не можем не грешить, мы все греховны так или иначе), тогда ты толком не живешь, стараясь не впасть в грех, а потом страшно умирать, потому что «Боже, нагрешил, теперь меня ждет Суд». Но религия религии рознь, и даже в одной конфессии могут быть очень разные интерпретации. И, конечно, там, где верят в то, что Бог — это любовь, что вас примут, вас любят, тогда и умирать не так страшно.
