Текст и фотографии:
Дарья Уланова
Дизайнер Seasons Дарья Уланова вместе с друзьями отправилась на Сахалин. Проведя две недели на островах, она искупалась в холодном океане, нашла метки троллей и провалилась в безвременье.
Горячие ванны, ледяной океан и Вечные странники
Я смотрю на красную точку в «гугл-картах», которая говорит «вы находитесь здесь», и не понимаю, где это — здесь. Мы в нигде, между часовыми поясами. Под нами — горные хребты. Мы летим уже около шести часов, впереди — еще два, прежде чем мы приземлимся в Южно-Сахалинске, самом крупном городе на острове Сахалин.
Мы улетели на Сахалин на две недели. У нас нет точного плана, только мечта увидеть маяк Анива и билеты на Курильские острова. Зато есть самый лучший проводник — отец моего друга, живущий здесь почти всю жизнь и готовый рассказать и показать все, что знает об острове.
В день прилета, который для нас номинально длится уже почти сорок часов, знакомимся с островом коротким крепким рукопожатием. Уставшие, с кружащейся головой пешком поднимаемся в гору, за которую буквально нужно цепляться руками, чтобы не упасть, — такая она крутая. Хватаемся за свисающие ветки незнакомых деревьев, ползем по скалам на вершину горы, и я понимаю, что этот день задаст тон всему путешествию. Смотрим — далеко впереди видна полоска моря. Охотского моря.
Вокруг горы, которые подбираются к Южно-Сахалинску вплотную: можно доехать на автобусе или дойти пешком. «Смотри, тролльи метки» — камни, сложенные друг на друга в небольшие пирамидки. Вместе с прекрасными рыжими лилиями, которые растут целыми полями, они начинают составлять карту артефактов — засечек в памяти об острове, которые я буду находить тут и там во время всего путешествия.
Это и следы японского прошлого, древние незнакомые слова — тунайча, тамори; острое кимчи и маринованный лопух на обед, пянсе за семьдесят рублей и груши по шестьсот рублей за килограмм — потому что далеко везти.
Не успев привыкнуть к новому, ни на что не похожему Сахалину, мы снова отправляемся в путь. Дальше нас ждет самолет на Итуруп, самый крупный из островов Курильской гряды. Первым делом нас предупреждают о том, что ночью одним здесь делать нечего: иногда медведи заходят прямо в город — гуляют по центральной дороге. Медведями пугают каждый день, но за все время на острове мы их так и не увидим — до сих пор не знаю, радоваться этому или грустить. Тем более что мы встретили соболя, лисиц с лисятами и орла.
В городе одна центральная дорога, один почтовый офис, один музей, два кафе, пять магазинов. Клуб здесь тоже один. Как-то вечером захотелось сходить в новое место, нашли кафе в соседнем поселке Китовом и дошли до него пешком за сорок минут по дорожке вдоль моря. Всю дорогу маяком нам служил вулкан Богдан Хмельницкий, и вид на него от пройденного расстояния не поменялся: отовсюду он такой же величественный и незыблемый.
Здесь можно встретить непривычные для нас знаки, например «Путь эвакуации — Цунами».
На Итурупе у нас пять дней, и каждое утро, до одиннадцати часов, мы садимся в мощный джип и едем к подножию вулканов, на сами вулканы, к океану. У нас плотная программа: нужно увидеть как можно больше всего, и мест, которые важно посетить, куда больше, чем времени. Осложняет дело и то, что все они расположены далеко друг от друга: поселки, бухты, скалы и прочие места из списка обязательного к посещению разбросаны друг от друга на километры сложного пути. Большей частью Итуруп — дикие неосвоенные территории, и дороги, бывает, обрываются на середине пути, потому что их не успели или не захотели достроить. Поэтому, как мы ни стараемся, больше трех локаций в день увидеть все равно не получается. Возможно, это и хорошо: в голове хочется разделить «день, когда выходили в море и видели морских коров» и «день, когда поднимались на вулкан».
Почти полдня проводим в машине и то и дело меняемся, кто садится на переднее сиденье — с него видно лучше всего. На машине едем вдоль моря, по узким дорогам, спрятанным в зарослях сухих, изогнутых от ветра деревьев, выбираемся к океану. Почти каждый час останавливаемся, чтобы выйти из машины. Садимся, свесив ноги, на край обрыва, смотрим вдаль. Мы здесь, чувствуем под собой эту землю, видим все своими глазами, а не на картинках. Прямо сейчас мы часть этого мира.
Впечатлений с самого начала так много, что во время поездок таких простых моментов — стоять и смотреть — уже достаточно. У нас, конечно, случаются и вылазки в древние пещеры, и купание в водопаде, и подъем на крошащиеся под ногами скалы. Но по большей части опыт и истории, которые потом мы будем вспоминать, сужаются до простых составляющих, о таком не прочитаешь в путеводителе и сам не расскажешь.
В один из дней мы останавливаемся на обрыве и долго смотрим на залив и реку, впадающую в океан, на сваи, оставшиеся от моста, и на остатки японской деревни; гид рассказывает, что здесь всегда ловили рыбу, и слово «всегда» — весомое, старое. Всегда — в смысле и десять лет назад, и сто, и два тысячелетия.
Древность здесь ощутимая, материальная. Мы едем к мысу из плит, сформированных застывшей лавой, и на отвесной скале вулкана, у самой воды, видим деревянные ворота Тории. Они стоят здесь больше половины века, нетронутые, — до них почти не добраться. Кто и когда поставил их там? Кажется, что они тоже были там всегда, вместе с вулканами.
Однажды наш гид возвращается к машине с большим стеклянным шаром внутри. Рассказывает, что это специальные поплавки, которые японцы ставят на рыболовные сети, что они бывают разных цветов и что на острове за них идет вечное соревнование. У него таких шаров около сорока, а у его знакомого — уже под сотню. Между собой островитяне называют эти шары Вечными странниками: чтобы оказаться тут, на песке Итурупа, они пересекли Японское и Охотское моря как минимум, а может, побывали и в океане.
Застывшая лава, отполированная морскими волнами, формирует необычный рельеф, который можно встретить у подножья вулканов.
Мы одержимы идеей искупаться в океане, и нам не важно, что каждый из нас одет в три свитера, куртку, термобелье, теплые носки, шапку и шарф. Ради будущих рассказов — «Помню, как мы купались в Тихом океане» — мы готовы забежать в ледяную воду. И мы забегаем, хотя гид до последнего нам не верит. После едем с мокрыми волосами, но это совсем не важно. Здесь очень легко живется «на чистовик»: если не знаешь, когда снова окажешься и окажешься ли вообще в этом месте снова, даже идея в 9 °C занырнуть в холодные волны принимается за пару секунд, — когда еще, если не сейчас?
В тот же день мы встречаем забытый на берегу океана баркас. Он стоит здесь уже пять лет, и все это время его охраняет один и тот же человек — «морской волк Серега». Большую часть времени они — корабль и Серега — здесь вдвоем: до ближайшего населенного пункта несколько километров, а провизию изредка привозят с океана. Иногда к Сереге заходят медведи, тогда он старается затаиться внутри своего маленького домика, подождать, пока не уйдут.
Внимание к живому, природному — ключевое на острове. Погода меняется каждые полчаса
и вмешивается в планы. Некоторые путешествия здесь сильно привязаны ко времени: от движения прилива зависит, можно ли будет, например, добраться к скалам со стороны Тихого океана, а береговая линия меняется от часа к часу. Однажды мы чуть не застреваем на противоположном от дома берегу — прилив уже начался, машина кренится набок, и мы рискованно проскакиваем по размытому песку, смеясь от страха и собственной дерзости.
Каждый день заканчивается ваннами, которые здесь называют «ванночками» — внезапная мягкость из обветренных губ суровых моряков. Это одно из главных туристических развлечений: чаны с горячей водой, с солями чередуются с обжигающе холодными, сердце бьется, кожа горит, но на третий день мы даже не визжим. Один из таких комплексов находится прямо на вулкане, потому и вода в нем такая горячая, а сами ванночки расположены горкой по склону — от горячих до прохладных. Вода из-за обилия солей мутно-белая, похожая на молоко. Еще несколько похожих источников, с бьющей из-под вулканического склона водой, разбросаны тут и там, но в них не искупаешься: температура доходит почти до ста градусов. В одном из них мы даже сварили яйца.
Маяки, журавли, гребешки и морские ежи
Спустя пять дней мы возвращаемся на Сахалин, и он уже кажется таким родным и знакомым по сравнению с диким Итурупом.
Мы заново привыкаем к ранним подъемам: чтобы добраться до всех самых интересных мест, нужно по несколько часов. Дороги здесь намного лучше, чем на Итурупе, но мы все равно иногда выезжаем на бугристые песчаные участки, что само по себе приключение. Мы едем в соседние небольшие города и села: Анива, Охотское, Холмск. Чем дальше забираешься вглубь Сахалина, тем чаще встречаются артефакты из японского прошлого: заброшенный железнодорожный мост, дорога к которому напоминает сцену из мультфильма Миядзаки — нужно идти прямо по шпалам; каменные ворота Тории на месте разрушенного храма; старые дома и дороги.
Одни из самых старых жителей острова — маяки. Всего их одиннадцать, и большинство построено в период правления Карафуто. Сейчас главный герой — маяк Анива, установленный в 1939 году. Он заброшен с 2000-х годов, но живет до сих пор особенной жизнью: каждый день к нему, начиная с рассвета, подходят десятки шлюпок из порта Корсакова и других соседних городов, — паломники плывут к главному виду с открыток. По пути нам рассказывают, что какие персонажи здесь только не оказываются: и кино снимают, и блогеры в шубах ездят. Сажусь в лодку в длинном белом платье, как для свидания со своей мечтой; спустя десять минут пути весь подол мокрый, и ни резиновый дождевик, ни рыбацкие сапоги по колено не спасают.
Несмотря на ежедневный поток туристов, чаек на Аниве куда больше людей: они кружат вокруг маяка и вьют гнезда в окнах и заброшенных комнатах.
Мы увидим еще два маяка; до одного, маяка на мысе Ламанон, будем добираться по бездорожью. Второй, маяк на мысе Слепиковского, мы обнаружим на карте, доедем до конца дороги, а потом пойдем к нему пешком. Сначала казалось, что это займет всего минут десять, но мы идем около часа, и маяк едва становится ближе, только светит недосягаемой макушкой. Мы вновь проваливаемся в безвременье: справа от нас сухие холмы, покрытые неизвестной травой, ни одного человека и бесконечные лилии, слева — обрыв, Охотское море и ритмичный звук волн. Когда нам уже пора возвращаться к машине, маяк неожиданно подпускает к себе — он вдруг становится так близко, что можно разглядеть его цвет — розовый. Перед тем как развернуться назад, мы успеваем увидеть возле него пару журавлей — единственных гостей мыса, кроме нас. Вполне возможно, что они долетели сюда из Японии.
К маяку на мысе Слепиковского не подобратья на машине, только пешком — так путешествие превращается в настоящее паломничество.
Незадолго до конца путешествия мы отправляемся на морской залив — есть свежевыловленных устриц. Устрицы огромные, целиком даже не помещаются в ладони, и есть их тяжело — как будто пьешь концентрированную морскую воду. Вместе с устрицами наш улов — морские ежи, у них съедаем икру. На вкус — такая же морская вода; гораздо больше мне нравится уха, которую мы варим тут же, на берегу, в ней крабы, улитки и гребешки. Мы не единственная компания, около нас много семей, которые приехали поесть устриц и гребешков. Для этого нужны лишь водолазный костюм и лодка — и верно подгаданное время между приливами. Пока взрослые ныряют за добычей, дети собирают крабов: ходят по мелководью вдоль берега с ведерками, присматриваются к воде, время от времени наклоняются, чтобы собрать добычу. Если бы не декорации вокруг, будто за грибами пришли.
Здесь все немножко по-другому: как в детстве представляешь, что люди в Австралии, должно быть, ходят на руках, так и здесь — кажется, что вот-вот произойдет что-то неожиданное. И во многом оно так и есть: ко дню, когда пора возвращаться в аэропорт и лететь обратно в Москву, я так и не определила для себя, где я была все это время, что это за место. В разрозненных заметках уживаются вместе «долина потухших вулканов», «я за восемь тысяч километров от дома», «вместо белья на балконе сушат рыбу». Я уже знаю, что придется вернуться: этот странный, древний, необъятный остров за всю жизнь, кажется, не разгадаешь, но очень хочется когда-нибудь послушать еще пару его историй.
Читайте также:
