Фото обложки: «Пасхальный натюрморт», С. Ю. Жуковский
Экскурсовод по старой Москве и наш давний друг Мария Сурвилло о последних днях Великого Поста и глубокой радости Пасхи. Когда сердца замирают перед тем, как пуститься в пляс.
Когда пост уже на исходе, когда полумрак в мире и в храме начинает растворяться, когда верба уже стоит в высокой вазе, когда после прочтения двенадцати Евангелий каждая дверь в доме окрещена свечкой, когда вымыты окна и подметены все углы — наступают часы оглушительной тишины. Страстная пятница. Все люди, которые ждут Пасху, вдруг становятся как дети малые. Всем страшно, всем стыдно, все надеются и дают обещания. Невыполнимые, но очень искренние. Маловерие отступает перед великим праздником. Но пока говорят в храме тихо, никто не улыбается — только едва киваешь знакомым. Еще чуть-чуть подождать.
Дома наглажена красная скатерть. В кастрюлях завариваем Пасху, в мисках замачиваем сухофрукты, мелко режем орехи, моем яйца, чтобы отправить их в темную густоту лукового отвара. А поодаль, на самом почетном и тихом месте, подходит кулич. Теперь дети выросли, а раньше они точно знали, что когда в доме готовят куличи, то топать и ругаться нельзя. Прабабушка вставала в три часа ночи, затемно, чтобы тесто поставить. «А то потом пойдут трамваи и все пропало», — говорила она.
Кулич из детства — высокий, мягкий, пружинистый. Тесто в него укладывали косами — в этой замысловатой укладке был, наверное, главный секрет. К вечеру чистого четверга на буфете стояли равновеликие куличики. Сверху укрыты розоватой помадкой, как скатертью. А в холодильнике уже отдают лишнюю влагу под гнетом пасхи.
Пасхи больше похожи у нас дома на дары Волхвов. Мало того, что внутри заморские сухофрукты и орехи, так еще и украшены они сушеной порфировой клюквой — с византийским размахом. Цукаты ананаса исполняют роль золота, киви — изумруд, кедровые орешки — жемчужины.
Несём все в храм в больших корзинах. Сначала стелим на дно красные вышитые салфетки, а потом тарелки, которые достаем только раз в году. В куличи и пасхи воткнуты красные свечи и украшения с буквами «ХВ». Свечи все задует весенний ветерок, но дети стараются спасти этот свет в своих ладонях. Расставляем все на столах перед храмом, суета, и батюшка все щедро кропит святой водой. Оставляем в храме на общую трапезу все самое красивое и вкусное. И идем домой по переулкам Арбата. А на встречу соседи — все радостные, сияющие. Скоро уже, еще чуть-чуть. Но впереди еще вынос Плащаницы и Схождение Благодатного огня
После того, как огонь сойдет, многие начинают христосоваться. Чудо перед чудом. Всем хочется скорее, но еще рано. Впереди еще совсем оглушительная тишина субботы. Дожить бы до вечера. В красном, к вечеру все домашние собираются в храм. Переговариваются тихо, чтобы собрать в легких побольше силы для самого радостного возгласа:
Христос Воскресе!
Воистину Воскресе!
Самая большая радость, та которую чувствуешь каждый год. Запоминаешь на всю-всю жизнь Пасхальную службу в храме Ильи Обыденного, в девяностые годы. Все священники, переоблачаясь несколько раз, как малые дети, позабыв чины и чинность, буквально бегут по храму, отрываясь от пола и воспаряя над прихожанами.
Христос Воскресе!
Христос Воскресе!
Христос Воскресе!!!
Воистину, Воистину, Воистину Воскресе!
Вторит им весь храм, весь переулок, весь город и весь православный мир.